Маршал глотнул воздух, его руки затряслись.
– Я вижу вас всех своими сыновьями. Хватит войны. Хватит разрушать. Время строить. Время… мира.
Галактика всколыхнулась в едином порыве, и волна Силы покатилась, с каждым мгновением набирая скорость. Оби-Ван улыбался, просчитывая тысячи последствий его решения. Клоны взревели, один за другим ударяя кулаками в грудь, наполняя пространство лязгом. Коди плакал, не замечая этого, Рекс, стоящий рядом, тряс его за плечо, не в силах говорить. Скайуокер с Тано подбежали, крича, тормоша обнимающего их Оби-Вана, что-то говоря и говоря в нарастающем шуме. В кабинете рычал Дарт Сидиус, пытаясь активировать сигнал и отдать приказ, но клоны глушили и отсекали все попытки что-то сделать, помешать, и попытка активировать чипы не удалась. На Мандалоре презрительно выплевывала ругательства Сатин, а в Мандолорском пространстве стали распространять запись выступления Кеноби. На Камино возник стихийный бунт, и каминоанцы падали, расплачиваясь за все те жертвы ради науки, которые платили другие. Дуку качал головой, пытаясь просчитать последствия, жители Республики бурлили и кипели, Мейс плакал кровавыми слезами, наблюдая, как меняются и исчезают точки разломов, и вместо них появляются новые, Йода хватался за сердце, пытаясь понять, что же произошло и происходит…
Сила бурлила, и в темном покрове появились первые прорехи и разрывы.
Оби-Ван обнимал что-то рыдающего ему в плечо Энакина, прижимал к себе Асоку и улыбался смотрящему на него как на божество Коди.
Он начал с чистого листа… И теперь будет идти вперед.
Ведь как говорят на Мандалоре?
Не имеет значения, каким был твой отец. Главное – каким отцом будешь ты.
Он надеялся, что будет… не худшим.
Свобода
Ему четыре года. Мать несет его на руках, сходя по рампе корабля. Жара. Песок. Алчные взгляды работорговцев и покупателей. Татуин. Маленький Эни уверен, что ему здесь не понравится. Уверенность получает подтверждение, когда их продают Гардулле. Тяжелая работа, кандалы и плети, мало воды и еды. Эни ненавидит хаттов.
Он ненавидит свое бытие вещи.
Ему девять. Надежда рвется из груди звездной птицей. Он выигрывает гонку, он перестал быть рабом. Он может пойти куда угодно… Мать поворачивает его за плечи, подталкивая в спину.
– Иди, Эни. Ты свободен.
Он в этом сомневается.
Храм строг и величественен, а Кеноби слишком неопытен, чтобы противостоять давлению Совета. На них косо смотрят, Оби-Ван старается изо всех сил, но все подростки являются максималистами, а в чужом огороде трава зеленее. Энакину душно и неудобно, но он ничего не предпринимает, чтобы это исправить. Жаловаться легче, чем бросить все и уйти на Набу, как когда-то предлагала Падме.
Ему страшно.
Ему девятнадцать. Он держит мать на руках, рыдая, и тяжелые, душные эмоции сводят его с ума, отключая разум. Он стоит среди трупов и ужасается делу рук своих. Разве этого он хотел?
Месть не вернула мать, она не сделала его счастливым. Он по уши замарался в грязи и никогда не сможет очиститься. Стыд гложет кости, ярость вызывает тошноту. Сила тихо смеется где-то на периферии сознания липким жестоким смешком. Он чувствует себя использованным.
Ему двадцать три. Он сходит с ума от кошмаров, не находя в себе мужества просто поговорить со своим мастером. Кеноби не настаивает, слишком трепетно относясь к личному пространству, а Энакин слишком труслив, чтобы сознаться в том, что его беспокоит. Рассказать одно – потянуть за другое. Он нарушил обеты джедаев, пытается сесть на два стула сразу, и оправдывается беззаветной любовью, хотя иногда ловит на себе снисходительный взгляд супруги, но закрывает на это глаза. Так можно сделать вид, что все в порядке.
Жалкие оправдания труса.
И тогда он идет по легкому пути, обвиняя не себя, но остальных, становясь на колени. Он снова раб, но, может, в этот раз его Хозяин будет добрее?
И вот он штурмует Храм, убивая предателей, а сам корчится от осознания простой истины. Громче всех призывает ловить вора тот, кто сам украл.
Его надежды не оправдались. Пусть его поводок длинен, но он все еще есть, и его конец крепко держит морщинистая рука Владыки. Он всего лишь цепной пес, натравливаемый на врагов, хотя в насмешку и называемый Учеником. И его жизнь полна сожалений об упущенных возможностях.
Ему сорок семь. Он смотрит на то, как пытают его сына, и помимо воли чувствует свою ничтожность. Люк отказался – слишком страшным был предложенный выбор. Предать или умереть.
В отличие от своего отца, Люк предпочел умереть.
Молнии хлещут, обугливая плоть и терзая Силу, а Вейдер, как послушный раб, стоит рядом с палачом своего сына и не смеет шевельнуться. Даже зная, что его отбросили, как отслужившего свое дроида.
Люк протягивает руку, и Вейдер… Энакин Скайуокер… принимает решение.
Первое самостоятельное решение за всю его жалкую жизнь.
* * *
Молнии полились неудержимым потоком, опутывая его тело, сводя с ума электронику и разрывая в клочья хлипкий контроль Силы. Вейдер разжал руки, мгновение наблюдая остановившимся взглядом как его Хозяин летит вниз, визжа от ярости и боли, причиняемыми предательством ученика и собственными Молниями, сделал шаг назад… И рухнул навзничь.
Органы отказывали, доспех и система поддержки жизнедеятельности полностью вышли из строя. Кровь шумела в ушах песчаной бурей.
Руки сына потянули, помогая перевернуться.
– Люк… – хрипло прошептал мужчина, пытаясь дотянуться до плеча парня. – Помоги мне снять шлем…
Сын протестовал, пытался влить в него Силу, но все же подчинился. Вейдер сощурил тяжелые опухшие веки, ослепленный. Люк сиял. Как ласковое солнце, как звезда. Это было настолько прекрасно, что ситх не мог выразить свое восхищение словами. Он просто смотрел и наслаждался теплом, согревающим его погруженное в космический холод тело.
Мышцы немели. Мужчина тяжело вздохнул, неимоверным усилием воли подняв руку, вытирая текущие по щекам парня слезы. Ему осталось немного. Минут пять, не больше. Целая вечность, которую можно посвятить размышлениям.
Дарт Вейдер, бывший когда-то Энакином Скайуокером, смотрел на свою жизнь, отбросив чувства и беспристрастно размышляя о прожитых годах.
Все свое существование он подчинялся приказам других и выполнял чужие решения. Им командовали… Его мать. Гардулла. Уотто. Совет джедаев. Палпатин. Даже решение стать ситхом, предавая джедаев, было сделано за него. О, теперь-то Вейдер это видит. Слишком искусным и опытным манипулятором был Сидиус, чтобы пустить это на самотек. Он сделал все, чтобы Энакин, мечтавший о свободе, встал перед ним на колени. Ему даже дали титул лорда… Такая же насмешка, как и место в Совете.
Пусть Скайуокер родился в рабстве, жил рабом, но умереть? Нет. Он умрет свободным.
Энакин Скайуокер, Темный Лорд Ситхов, лежал на полу, чувствуя как холодеет его тело, и улыбался, слыша звон лопающихся цепей. Осознанная жертва. Его личный выбор. Только его. Ничей больше.
– Сила освободит меня…
Он умер в объятиях своего сына, с улыбкой на изуродованных губах, и уходя призраком в Силу, надеялся только на одно. Что Люк не потеряет этот свет и когда-нибудь тоже разорвет свои цепи.
Соломинка
Все тайное…
Потом Оби-Ван долго думал, что именно стало той последней соломинкой, сломавшей спину банты.
Поначалу он решил, что это был разговор, произошедший перед посвящением Энакина в рыцари.
Они шли по коридору в Зал Совета, медленно, потому что Кеноби еще не до конца оправился от нежного гостеприимства Вентресс. Энакин фонтанировал словами и эмоциями, не зная, что происходит, а Оби-Ван неторопливо ковылял, пытаясь представить это как исполненную достоинства походку, и слабо морщился от боли, разрывающей голову на части.
Энакин то и дело на него косился, разглагольствуя о том, что он не ребенок, что он уже давно заработал звание рыцаря. Что под руководством Квай-Гона он уже давно стал бы таковым…
Кеноби с трудом удерживался от покачивания головой. Квай-Гон… Как всегда, разговоры о его погибшем мастере причиняли боль и неудобство. Да, он Джинна уважал и практически боготворил, но Оби-Ван отлично помнил, каким упрямым и насаждающим только свое личное мнение мог быть мастер, как он отпихивал его в сторону в моменты нужды, даруя утешение кому угодно, но не своему падавану. Да, к концу ученичества их отношения более-менее наладились, у них была сильная учебная связь… Что не помешало Джинну отбросить своего нынешнего ученика в пользу будущего. А ведь это было не в первый раз… Достаточно вспомнить отказ от Фимора.