Квай был резким и неуступчивым, достойный ученик своего учителя, Сидиус так и не понял, почему рыцарь все-таки изменил свое решение и взял падавана, вот только первая эйфория прошла, и косяком повалили проблемы. Джинн мальчишке не доверял от слова «совсем», подспудно ожидая повторения истории с Ксанатосом, Кеноби и сам оказался не подарком, плюс переходный период и подростковый максимализм. И вылилось это во вполне закономерный финал: разруливая ситуацию на Мелида-Даан, охваченной гражданской войной, Квай-Гон практически не обращал на него внимания, а когда обращал – давил авторитетом, кроме того, Оби-Ван впервые столкнулся с войной, да еще и таких масштабов, плюс внезапно проснувшиеся чувства – первая подростковая влюбленность, насчет которой ему тут же прочитали лекцию, призывая отринуть мешающие и не подобающие джедаям чувства.
Бедняга не выдержал и закономерно сбежал после сумбурного разговора с Джинном.
Обдумывая все услышанное, Сидиус все больше уверялся в том, что что-то изменилось в этой вселенной, причем радикально. Пребывающий в заботах Джинн практически не обратил внимания на претензии ученика, его срочно вызвали для урегулирования снова вспыхнувшего конфликта и рыцарь помчался исполнять долг, оставив падавана одного. А когда вернулся – неделю спустя – того и след простыл. Поиски ничего не дали, мальчишка как сквозь землю провалился, и Квай-Гон только уверился в том, что стезя учителя не для него. Дескать, Сила говорит это четко и ясно.
В Храме ему попеняли на ошибки, но Дуку сообщил, что Совет доволен таким исходом: вечный бунтарь и ниспровергатель основ сильно присмирел, чем обрадовал магистров до чрезвычайности. Сидиус только покивал в ответ на сообщение Тирануса, но поиски блудного падавана продолжил. Он знал – это совсем не конец в общем-то рядовой истории.
* * *
Кеноби спешит за спасшим его на Мелида-Даан человеком, задумчиво сверля взглядом его спину. Разрыв с Квай-Гоном принес боль и, одновременно, облегчение. Он так мечтал стать падаваном, так хотел избежать ссылки в Сельхозкорпус, что первое время, когда его мечта осуществилась, пребывал на седьмом небе от счастья, пока реальность не вышибла из этого состояния эйфории. Квай-Гон не хотел его брать в ученики, Кеноби видел это в глазах рыцаря, подспудно ощущал каждый день. Его постоянно сравнивали с Ксанатосом, постоянно ждали подвоха, и как он ни пытался доказать, что не такой, выходило только наоборот, пока натянутые до предела непрочные, с таким трудом установленные Узы не лопнули с жалобным звоном.
«Молодые» его приняли, Нильд оказался прекрасным другом, а Сераси… Сердце трепетало в ее присутствии, пока девушка не погибла и не умерла на его руках. Это было шоком – смерть, да еще так близко, война угрожающе приблизилась, грозя раздавить, и неизвестно, выжил бы сам Кеноби, если бы не помощь тех, кто повергал его в ужас одним своим видом. Неизвестно, что забыли на этой планете Темные, но они вытащили полуживого бывшего падавана из развалин, и забрали с собой, окружив заботой невзирая на его недоверие и сопротивление.
Раны вылечили, с нотациями или призывами перейти на Темную сторону не лезли… Он может делать что хочет, спрашивать что угодно – на любой вопрос можно получить ответ, может уйти, если пожелает… Вот только чем дальше, тем больше Кеноби понимает: ему уходить не хочется.
Никто не долбит его правилами или кодексом, хотя таковой у Джен'джидай имеется. Члены Ордена держатся друг друга, поддерживая во всем, хотя бывают и споры, и драки, и размолвки. Но все равно, они ведут себя как члены маленькой сплоченной стаи, ведомой мудрым и опытным вожаком.
Все они сильны и готовы защищать своих не щадя ни себя, ни окружающих, и иногда, лежа в темноте, Оби-Ван поддается появляющимся мыслям о том, каково бы это было – стать одним из них. Он ловит на себе понимающий взгляд голубых глаз, и отворачивается. Постепенно подросток узнает Темных ближе, ему рассказывают без утайки, как многие из них «падали», творя такое, что мифическим ситхам и в голову не придет.
– И вы тоже… Магистр? – как-то спрашивает Кеноби, набравших храбрости, и Скайуокер кивает.
– И я, – говорит мужчина, и подросток видит в его глазах отражение прячущегося в глубине души чудовища.
– Но, как же?..
– Очень просто, – пожимает плечами магистр, грустно улыбаясь. – Мне было для кого стараться вернуться к Свету. Моя семья.
– Семья? – изумляется Оби-Ван. – Но разве это не запрещено?
– С чего ты взял? – в голубых глазах плещется веселье, и подросток долго раздумывает над этим разговором. В конце концов он решает подождать и понаблюдать еще. Выгонять его не спешат, а идти все равно некуда.
Так идут дни за днями, и постепенно подросток обнаруживает, что свободно общается со всеми членами Ордена, бегает к магистру за советами, как и остальные, тренируется, медитирует, помогает, сам получает помощь… Он учится.
Осознание этого факта повергает в ступор, несколько дней парень переваривает данный факт, думая над сложившейся ситуацией, пока проснувшись в один из дней задолго до восхода солнца не принимает решение.
– Гранд-магистр, прошу вас, станьте моим учителем.
Голос Кеноби дрожит и «дает петуха», но никто не смеется – такая храбрость заслуживает уважения. Люк смеривает трясущегося от нервного напряжения мальчишку внимательным взглядом и задает только один вопрос:
– Ты уверен?
– Да, Гранд-магистр, – кивает подросток и едва не расплывается от облегчения, когда Скайуокер соглашается и называет его своим падаваном.
– В нашем полку прибыло! – смеются окружающие и устраивают праздничный обед, на котором Кеноби становится героем дня. Жалеет ли он о своем решении? Нет. Чем дальше, тем больше Кеноби убеждается – это был правильный поступок, а Скайуокер – именно тот учитель, которого он так долго ждал.
Он убеждается в этом каждый день, и только уверяется в мудрости наставника, когда с ними на контакт выходят ситхи. Долгий и крайне запутанный разговор, состоявшийся между Гранд-магистром и Владыкой, полный намеков, взаимных угроз и разъяснений намерений заканчивается подписанием договора о ненападении. Джен'джидай не вмешиваются в дела Темных, ситхи не трогают Падших. Галактика велика, им делить нечего. Если Владыка хочет власть и империю – вперед, палки в колеса они вставлять не намерены.
– Полный нейтралитет, Владыка Сидиус, – голубые глаза сверкают нестерпимым блеском, и закутанная в плащ фигура степенно кивает.
– Что насчет джедаев? – осведомляется ситх, поглаживая пальцами рукоять сейбера, и Скайуокер равнодушно пожимает плечами.
– Если они не видят вас под своим носом… Значит, потеряли связь с Силой. Такая слепота губительна. Гордыня губительна вдвойне.
Ситх усмехается, и Оби-Ван обмирает под взглядом золотых глаз, тут же отступая за спину своего Мастера.
Они раскланиваются, и расходятся в стороны.
Говорят, у ситхов глаза золотые… Теперь Оби-Ван знает, что эти слухи правдивы, но все равно считает, что океан таит в себе гораздо больше, чем расплавленная магма.
III
Говорят, у ситхов глаза золотые.
Кеноби это больше не пугает. По его мнению, у истинно могущественных Одаренных глаза цвета неба: бездонные, яркие, манящие прозрачной глубиной, прячущие в себе галактики и всю безграничность космоса. Такие, как у его Мастера и его сына.
Совершенно неожиданно Люк Скайуокер засел за медитации, цели которых он никому не пояснил. Гранд-магистр проводил их крайне долго, сессии продлились больше года, пока мужчина не получил результат. Одним совершенно обычным днем он сорвался с места, исчезнув почти на неделю, а вернувшись, продемонстрировал встревоженным ученикам мирно сопящий сверток, плямкающий губами.
Лежащий в пеленках младенец рассматривал все вокруг голубыми глазками, пока еще мутноватыми, но все заметили несомненное сходство с держащим его на руках мужчиной, от которого разило кровью и смертью.
* * *
Люк Скайуокер не знал, почему так случилось, почему вдруг Сила потребовала от него практически непрерывной медитации в течении года, пока он насыщал галактику своей Силой, не отдавая предпочтения ни Свету, ни Тьме. Он выполнил ясно ощутимое для него веление, а потом получил награду: вопящего во всю мощь своих легких голубоглазого младенца нескольких часов от роду: мать не пережила процесса рождения, умерев практически на его руках. Люк успел только склониться над ее лицом и услышать имя, данное ребенку, а затем погрузился в шок, осознавая, что видимо история окончательно пошла наперекосяк, ведь на его руках лежал тот, кого Люк Скайуокер, искалеченный, падающий в шахту, признал когда-то своим отцом.