Теперь она недоумевала, как могла согласиться на брак с тем, кого знала лишь пару месяцев. Почему? Только потому, что в тот момент в его глазах она была целой вселенной?
У них не было ничего общего.
Она – представительница одного из шести королевских домов Набу. Он – раб без роду и племени. У нее – власть и понимание политических процессов, у него – Сила. То, чего она никогда не поймет.
Она не понимала и раньше, видя, как Энакин и Оби-Ван общаются без слов, как отвечают на невысказанные мысли, как…
Теперь она боится и ненавидит.
Закричали дети, Падме вздохнула, беря ребенка на руки. Малыш сосал, причмокивая, а она смотрела на него, не зная, что испытывает. Любовь? Равнодушие? Отвращение?
Дети – такие же, как и тот, кто носил раньше имя Энакин.
Теперь его зовут Дарт Вейдер, и это – не ее муж. Он стремится сделать галактику лучше… насаждая тиранию. Он шептал о любви – и почти задушил ее. Он был нежным и добрым… Теперь он властный и авторитарный.
Раньше он таким не был… Или был? И она просто не замечала?
Раньше они спорили, и он уступал.
Теперь есть только его мнение.
– Император хочет нас видеть, – резкий голос отвлек от нехороших мыслей. – Будет слушание в Сенате…
– Мне нездоровится, – оборвала его Падме.
В глазах молодого человека на миг мелькнула смутная вина, тут же сменившаяся агрессией.
– Тебе уже лучше. Ты должна пойти!
– Я никому ничего не должна, – ледяным голосом отрезала женщина, укладывая детей в колыбель. – И тебе – тем более.
– Я – твой муж! – рявкнул Скайуокер. Падме неприятно рассмеялась.
– Неужели вы об этом вспомнили, лорд Вейдер? – женщина смерила рослого мужчину полным отвращения взглядом, словно таракана – мерзкого и отвратительного. – Лучше поздно, чем никогда, не так ли? Что я там буду делать? Одобрять порабощение Кашиика?!
– Это для их же блага! Они укрывали предателей-джедаев…
– Таких же, как вы? – невинно улыбнулась Падме, чувствуя, что ее несет. Ужас и боль последних дней, отчаяние и отвращение, ярость и ненависть… Все сплелось в плотный клубок, который распутать невозможно. Только разрубить.
– Они – предатели! – взревел потерявший хлипкий контроль Падший. – Император знает, что делает! Джедаи пытались его убить! Хотя клялись защищать…
– Как вы? – низко промурлыкала женщина. – Я-то думала, что уж вы, лорд Вейдер, – издевательски подчеркнула титул Наберри, – не одобрите рабство. Я думала, вы поймете… Я забыла, – в голосе Падме прорезалась сталь, – что раб мечтает не о свободе, а о том, чтобы самому стать рабовладельцем!
В комнате установилась мертвая тишина. Скайуокер побледнел, его руки затряслись.
Падме понимала, что это жестоко, но сейчас она хотела быть такой. Она хотела сделать так же больно, как сделали ей.
– Рабичич! – сплюнула бывшая королева, размазывая врага взглядом. Энакин взревел, взмахивая правой рукой. Падме успела увидеть только смазанное движение, а потом раздался хруст, и мир погрузился во тьму. Где-то там истошно кричали дети.
* * *
– Нет, нет, нет… – горячечно шептал Скайуокер, тряся тело жены. Сидиус презрительно усмехнулся, с удовольствием разглядывая прекрасное зрелище. – Мастер! Мастер, я…
– Боюсь, – с подчеркнуто фальшивым сочувствием, пропитанным нескрываемым злорадством, произнес ситх, – вы убили ее, Лорд Вейдер.
– Нет!
– О, да! – по морщинистым губам пробежала жестокая ухмылка. – Она была вашей слабостью… Поздравляю. Вы стали сильнее.
Закричали дети, Скайуокер вскочил, устремляясь к колыбели с безумным видом. Сидиус скривился, наблюдая за этими телодвижениями. Что ж… Еще не время.
Но скоро.
Где-то далеко печально вздохнул отправившийся в добровольное изгнание Йода.
III
Вейдер равнодушно смотрел на тело под ногами.
Дарт Сидиус, Император Шив Палпатин, валялся разделанный, словно туша на бойне, омерзительно воняя разложением. Старый ситх разлагался на глазах, дряблое, морщинистое тело, закутанное в многослойную мантию, растекалось черной жижей, затапливая тронный зал кошмарными запахами.
Вейдер потыкал тело носком сапога, для верности еще раз накрест перерубил останки мечом, повернулся и вышел.
Мужчина не оглядывался. С этой частью его жизни покончено навсегда.
Приемная. Коридор. Анфилада комнат. Еще коридор. Толстая бронированная дверь, вылетевшая по одному мановению руки. Грохоча сапогами, Вейдер стремительно вошел в комнату-бункер, срывая с пояса сейбер. Несколько взмахов – и толстые цепи опали, освобождая пленников: двух детей шести лет. Заплаканные личики осветились робкими счастьем и надеждой, за которыми, тем не менее, прятался самый настоящий страх.
Мужчина мысленно сжался, твердо решив, что изменит это отношение. Хватит с него плясать под чужую дудку. Надоело.
Подхватив своих сына и дочь, ситх направился к себе, мысленно подводя итоги.
А они были своеобразными.
Хоть что-то нормально соображать Энакин стал лишь спустя два года после смерти супруги. Два года, за которые бывший Скайуокер успел прославиться на всю галактику. Но если раньше его называли Героем без страха, то теперь – Палачом Императора.
Лишь через два года Вейдер понял, что что-то с ним не то. Еще год потребовался для того, чтобы понять, что именно с ним «не то». Еще год – для осознания, в какую глубокую яму он упал.
Добровольно.
Теперь Энакин не питал иллюзий: он превратился именно в то чудовище, каких когда-то уничтожал.
Только теперь он начал вырывать с корнем из себя остатки рабского воспитания.
И только теперь Скайуокер понимал, как же ему повезло, что его учителем был именно Оби-Ван.
Раздумывая над своей жизнью, Энакин понял, насколько сильно он цеплялся за свое прошлое. Детство, проведенное в рабстве, стало прекрасным оправданием для потакания своим слабостям и прихотям.
Да, Кеноби был не самым знающим воспитателем: молодой парень двадцати пяти лет. Сам еще вчера бывший падаваном. Они встретились не в самый лучший момент: Кеноби мучительно переживал гибель своего мастера, Энакин страдал от разлуки с матерью. На них навалилось все сразу: смерть Джинна, конфронтация с Советом, общее непонимание друг друга, ведь воспитаны они были в совершенно разных условиях.
Они ходили вокруг да около, мучительно пытаясь наладить совместное существование, но Кеноби старался, как мог, хотя на него давил Совет и плел интриги Палпатин, а Энакин… Нет.
Он упрямо считал, что Оби-Ван взял его только из-за предсмертной просьбы Джинна, и делая шаг вперед, постоянно отходил на два шага назад. Сколько раз он кричал, что ненавидит своего мастера? Сколько раз он повторял, что Джинн был бы лучшим учителем, подрывая и так хлипкое самоуважение джедая? Сколько раз он, обидевшись, как маленький ребенок, мчался к Палпатину жаловаться и плакаться?
Ведь канцлер всегда его поддерживал. Он всегда говорил слова утешения, делал какие-то подарки, он гладил его эго, раздувающееся с каждым разом все больше, он медленно и исподволь настраивал его против Кеноби… И Скайуокер с радостью слушал, поддакивая, ведь это было гораздо проще и приятнее: обвинять других в своих бедах, но только не себя.
У Скайуокера были виноваты все вокруг, но не он: и Сенат, который раз за разом отправлял Кеноби на опасные миссии – в несколько раз чаще, чем других джедаев. И только попустительство Силы помогало Кеноби вернуться в Храм целым и относительно здоровым. И хотя бы одним куском. И Совет, который, естественно, только и думал, как навредить лично ему, Энакину, словно дел других у магистров не было; и естественно, первым в списке по степени виноватости шел его Мастер: этот чурбан не мог понять его тонкую душевную организацию и вообще не мог его понять, так как сам вырос в тепличных условиях.
Что джедай мог знать о рабстве?
А ведь достаточно было прочитать досье… Но Кеноби говорил о своем прошлом крайне редко, так как это причиняло ему боль, а Энакин не задавал вопросов. Не хотел. Он ведь знал наверняка!
Забавно, файл Кеноби он прочитал лишь недавно и почувствовал себя полным идиотом. Жизнь у его мастера была не сахар, а Скайуокер старался изо всех сил делать ее еще веселее. Пока тот совсем не отчаялся, прекратив делать попытки даже просто поговорить.