Рано утром хмурая лидочкина мать провожала меня на самый первый автобус. Светать только-только начало, от предрассветного тумана было сыро и холодно. Где-то далеко начали кричать петухи. На остановке никого, кроме нас не было.
Помолчали.
Наконец, я не выдержала:
– Зря вы меня так ненавидите. Если этот кобель Витя гулял с одной сестрой, а женился на другой, то при чем тут я? Легче всего сделать меня крайней.
– Да причем тут это? – вызверилась мать. – Ты же нас перед всем селом опозорила! С нас до сих пор все смеются! Что забыла?! Молодые только в ЗАГСе расписались, возвращаются с гостями свадьбу гулять, а ты из бойни полведра крови притащила и в столовой все столы с едой кровью залила. А дохлую кошку в фату зачем было одевать и на торт садить с табличкой "Лариска-сука"?!
Йопть, а Лидочка-то, оказывается девушка с выдумкой…
Глава 21
Настроение было, мягко говоря, ни к чёрту.
Моя пасторальная эпопея, наконец-то, окончилась, и я с облегчением вывалилась из переполненного пригородного автобуса, на котором битых два часа тряслась по ухабам. Мелькнуло отражение в витрине киоска "Союзпечати": одежда измята-изгваздана, волосы не мыты, лицо опухшее как у Феди Петрова по утрам.
Но это всё сущая ерунда по сравнению с диким хаосом в мыслях: из головы не выходила непонятная креативность Лиды. Уж слишком готично как для сельской девчонки.
Это ж надо было такое учудить!
И не побоялась, что за испорченные продукты родители и поколотить могут, да и загубленный праздник селяне явно не простят. Кстати, не это ли было причиной того, что Лидочка как-то связана с психушкой? Что-то такое ее свекровь во время ссоры упоминала. Но я всё никак не могла дословно припомнить – мысль ускользала. Неужели у Лиды был нервный срыв, и она там лечилась? Вот засада, и как это всё выяснить? Не хотелось бы такое пятно на деловой репутации иметь. Если делать здесь карьеру, репутация должна быть чистой, как конспекты прогульщика в коммерческом ВУЗе.
С другой стороны, хорошо, что хоть какие-то штрихи из биографии этого тела удалось выяснить и потихоньку пазл начинает складываться. Так что, если не считать моральный ущерб и жуткую физическую усталость, поездку к родственникам можно считать вполне результативной.
Примерно так я рассуждала по дороге от автовокзала, рассеянно разглядывая нарядный, преобразившийся к Первомаю город. Что мне здесь очень нравится – так это отсутствие того количества мусора, как в моем времени: ветер не гоняет пакеты от чипсов и пластиковые бутылки, пространство вокруг автобусных остановок не загажено окурками и банками от энергетиков, а воздух чист от выхлопов. Пока еще всё экологично.
Наконец, показался мой дом. Я подтянула сползающую лямку вадикового рюкзака: тяжелый, чертяка; и ускорила шаг. Было еще рано, часов семь утра, но возле дома уже восседала соседская старушка, вроде та, что подарила мне горшок с гортензией, кажется ее зовут Клавдия Пантелеймоновна (я их еще периодически путаю).
– А ты, оказывается у нас ранняя плашка, Лида. Доброе утречко, – поздоровалась соседка, улыбаясь, – что-то тебя давно не видно было. В отпуске небось была?
– Да какое там. Сперва на работе допоздна пару дней задерживалась, – ответила я, – а теперь вот к родителям на село съездила.
– К родителям – это хорошо, – глубокомысленно покивала старушка. – А к тебе тут столько гостей было…прям уйма! А я смотрю, тебя все нет и нет. А они ходят и ходят…
– Гостей? – мое сердце почему-то нехорошо ёкнуло. – А кто был?
– Да сперва какая-то фифа с мужем. С большими чемоданами, – с готовностью начала перечислять соседка, – потом еще женщина одна, пожилая, но моложе меня, Марьей звать. Говорит, с одного села вы. А поздно вечером еще мужчина был. Представительный. В галстуке.
– Так, – выдохнула я, – какой еще мужчина в галстуке?
– Не знаю, – задумалась соседка, – Но его наш Иван Тимофеевич знает. Они долго так разговаривали. Спроси у него.
– Спасибо, спрошу, – поблагодарила я и наконец-то вошла в дом.
После деревенских приключений моя квартира показалась землей обетованной: тихо, уютно, спокойно и куры не гадят.
С огромным облегчением я сбросила рюкзак, с кряхтением распрямила уставшую спину, разделась и включила колонку – нужно помыться. Пока вода грелась, решила спросить Ивана Тимофеевича, что за представительный мужчина "в галстуке" ко мне приходил.
Иван Тимофеевич обрадовался мне как родной:
– Лидия Степановна, добрый день! – расплылся он в радушной улыбке. – Проходите, проходите. Кофе будете? Или, может, чаю?
– Здравствуйте, Иван Тимофеевич. Спасибо за приглашение, но я буквально на секунду – спросить хочу… – вернула улыбку я. – Только из деревни приехала, даже сумки еще не успела разложить. Умираю от любопытства – мне тут Клавдия Пантелеймоновна рассказала, что ко мне приходили…
– Да уж, мимо нашей тети Клавы даже инфузория-туфелька не проскачет, – засмеялся собственной немудренной шутке сосед, но, взглянув на мою руку в гипсе, нахмурился, – а что у вас с рукой?
– Эксперимент, – отмахнулась я с безмятежной улыбкой, – Вадик к зачету готовится, потренировался на мне. Сейчас обратно снимет. Так кто там приходил?
– Да начальник ваш, Лидия Степановна.
– Иван Аркадьевич? – мимолетно лицо растянулось в глупой улыбке.
– Он самый, – подтвердил сосед. – Расстроен был чем-то. Искал вас.
– Что говорил?
– Передал, чтобы вы позвонили ему, срочно.
– Спасибо, – с облегчением поблагодарила я и уже собиралась вернуться домой, как Иван Тимофеевич напомнил:
– Как там ваша заметка? Продвигается потихоньку?
Я внутренне охнула – блин, совсем забыла. А соседу ответила:
– Все хорошо, почти дописана. Я хотела, чтобы день-два текст отлежался. Потом свежим взглядом еще раз просмотрю ляпы, и все.
– Прекрасно, – расцвел Иван Тимофеевич, – приносите, Лидия Степановна, побыстрей, я, конечно, не коем образом не тороплю вас, но, если завтра днем принесете – мы в этот номер вставить успеем. У нас как раз еще место осталось.
Я заверила милейшего соседа, что завтра днем обязательно принесу и ушла к себе.
Значит, приходил лично Иван Аркадьевич, был расстроен, искал меня. Интересно, будет на работу возвращать или как? Ясно, что будет. Так, и что выходит? Большой начальник приходит домой к маленькой конторщице Лиде. Ее нет дома. Он расстроен. Просил позвонить. Ладно. Так, завтра у нас еще выходной, звонить не вежливо даже расстроенным начальникам в галстуках, послезавтра тоже звонить не буду. Просто потому, чтобы он понял, что для меня работать конкретно в депо "Монорельс" – не принципиально: страна большая, возможностей много. Даже с испорченной трудовой книжкой работу на просторах необъятной родины найти вполне смогу. Интересно, есть ли в Кисловодске, к примеру, или в Феодосии большие производства? Там красиво и курортно. А что, буду жить в Кисловодске, по вечерам гулять по парку, пить нарзан, дышать запахом роз и магнолий. Хотя устроиться туда обычной "Лидочке" малореально. В легкую промышленность идти неохота, медицина и образование отпадают. На атомную электростанцию меня не возьмут, в сельское хозяйство идти желания тоже нет, вчерашнего дня на деревне мне вполне хватило и надолго. Да, значит, остаются машиностроение, деревообработка или строительство.
С этими мыслями, пока вода греется, решила распаковать рюкзак (меня так напрягло общение с "родственниками", что как приехала, так бросила его и не могу себя заставить даже подойти к нему, но рюкзак Вадику отдавать надо, скоро десять часов).
Открыв клапан рюкзака, удивленно выдохнула: лидочкина мать напихала туда кучу всего – две тщательно переложенные молодой крапивой куриные тушки, несколько крепко просоленных и завернутых в чистую тряпочку шмата сала, золотистую грудку сбитого домашнего масла, завернутого слоями сперва в марлю, а затем в бумагу, творог в кульке, лук, морковка. Отдельно шла укутанная, словно египетская мумия, бутылка молока. А я-то думаю – ну что за вес такой тяжелый. Спросонья и не поняла, тем более, что до остановки лидочкина мать тащила всё сама.
Мда…
От неожиданности я просидела несколько минут, тупо пялясь в стенку: это ж надо, эта женщина, лидочкина мать, на дочку сильно обижена, ворчит, ругает ее, демонстративно про гипс даже не спросила, про жизнь дочери не поинтересовалась, зато встала ночью, зарубила две курицы, ощипала их, обсмалила, и дочери гостинцы в рюкзак сложила, пока я спала, и затащила сама на остановку, чтобы непутевая дочь не увидела и не вернула обратно.