Пока я собиралась, бабоньки в явно приподнятом настроении беседовали между собой, периодически бросая на меня хитрые взгляды, подмигивая и заговорщицки семафоря друг другу глазами. Особенно "понравилась" фраза Жердий:
– Ну что, теперь у нас есть прекрасный повод выпить шампанского?
Пока они обсуждали, как лучше отпраздновать столь знаменательное событие (не называя причину прямо), и что лучше – "Советское шампанское" или таки "Букет Молдавии", я почти собралась.
Когда дело дошло до документов, я выгребла все скопом и с грохотом швырнула в мусорную корзину, веселые разговоры моментально смолкли и все уставились на меня. Убедившись, что я точно привлекла всеобщее внимание, из бокового ящичка я достала несколько документов и демонстративно порвала их в мелкие-мелкие клочья на глазах у баб. Клочки, размерами с лепестки роз, полетели тоже в корзину, красиво кружась, словно в хороводе.
– А что это ты рвешь? – не выдержала Лактюшкина.
– График отпусков, сводную для выплат льготникам, свод страхового стажа с расчетами размеров пособий, а также график сменности по цехам – все на следующее полугодие, – с готовностью ответила я.
– Да ты что! – подпрыгнула Щука. – Не смей! Я сейчас охрану вызову.
– Как угодно, – ответила я. – Я имею право находиться здесь еще пятнадцать минут. И имею право забрать личные вещи. Вот я и забираю.
– Но уничтожать рабочие документы ты не имеешь права! – подвязалась Лактюшкина.
– Ах, какой ужас, – всплеснула руками я. – Какое вопиющее нарушение! Кошмар! Так увольте меня!
– Мы сейчас составим акт и вызовем милицию! – вякнула Жердий. – За порчу имущества социалистической собственности получишь по полной.
– Вперед! – кивнула я. – Вот только нигде в приказах и поручениях не сказано, что эти документы именно Горшкова должна делать. Ответственные – Щукина и Гиржева. Вот с них и спрос.
– Да что ж ты за дрянь такая! – вскричала Щукина. Глаза ее налились кровью, руки дрожали. – Ты хоть соображаешь своей безмозглой башкой, что натворила?! Как мы теперь успеем сделать все это за месяц?!
– Как-то вы не особенно задумывались о сроках, Капитолина Сидоровна, когда давали мне делать эту, чужую для меня, работу, и сроки мне давали всего неделю-две.
– Ты понимаешь, что ты сейчас сделала? – уничижительно прошипела Репетун, – ты сейчас оставила весь коллектив депо без отпусков, без зарплаты и без пособий.
– Да ничего, – весело отмахнулась я, – таких как я, ленивых бездарей, поэтому и увольняют. Зато остаются настоящие профессионалы и мастера своего дела – за месяц вам сделать все это – раз плюнуть! Счастливо оставаться, бывшие коллеги!
Ах, если бы вы знали, с каким удовольствием я закрыла дверь с той стороны, прошла по мрачным коридорам депо с улыбкой свободного человека и, наконец, вышла на улицу.
Свобода!
Дождь уже прошел и воробьи, весело чирикая, купались в теплых лужах. Пахло чистотой, цветами, звонко пели птицы, а на душе у меня стеклянным переливающимся колокольчиком пело предвкушение чего-то эдакого.
Угу. Как же!
Если полоса черная – то белой она не может быть по умолчанию. Это моя мудрость. Я только что сама придумала.
В общем, на скамейке у подъезда сидели дежурные старушки и Роберт (!).
Причем, что интересно, обычно всегда бдительные и подозрительные соседки, сейчас что-то наперебой рассказывали кивающему с важным видом парню. Но еще чуднее, что одет он при этом был неформально – в темном джинсовом костюме и черной бандане, из-под которой топорщились антрацитовые локоны, и наши старушки не ругали его за неприличный вид. Если вместо банданы натянуть берет и дать сигару в зубы – Роберт станет похож на Че Гевару, поняла я.
Я поздоровалась.
– А что это ты так долго на работе сидишь? – отчитала меня баба Варвара, – Роберт вчера приходил, не дождался, сегодня опять уже сколько ждет тебя.
– Виновата, исправлюсь, – покаялась я.
– Привет, Лида! – улыбнулся Роберт. – Поговорить надо.
– Пошли ко мне? – я пригласила парня в квартиру.
– А где это ты зависла? – спросил Роберт, осматривая обстановку на кухне и с комфортом устраиваясь у окна. – На свидания бегаешь?
– Нееет, – засмеялась я. – Старая я уже по свиданиям бегать. На работе я пропадала. Срочные дела, надо было все поделать.
– Аааа, – кивнул Роберт. – Ясно.
Я заглянула в холодильник, обнаружила там только пельмени и предложила гостю.
– Нет, спасибо, меня ваши старушки пирожками наугощали, я за эти два дня потолстел уже, – засмеялся Роберт. – Я по делу пришел. В общем, я все, что смог, выяснил.
– Рассказывай, – напряглась я.
– Тут довольно запутанная история. – начал рассказ Роберт. – Эта твоя Римма Марковна, оказывается, в молодости была замужем за Яковом Бурштейном. Он еврей, и то ли лингвист, то ли писатель. А вот его брат, Борис Бурштейн, был в немецком штабе переводчиком во время войны. А потом этому брату по доносу впаяли, что он якобы поддерживал фашистов. Брата потом осудили и отправили в лагеря. А этого Якова Бурштейна заодно, раз он тоже лингвист, то за содействие, как-то так. Я же говорю, запутанная история. А Римма Марковна через знакомых как-то смогла выкрутиться, подделала документы и жила как незамужняя.
Я только успевала переваривать информацию.
– Ее соседка Элеонора Рудольфовна, по совместительству твоя свекровь, – хмыкнул Роберт, – узнала и начала шантажировать ее этой историей. В общем, бабушку хорошо так психологически обработали, не за один день. Под угрозой разоблачения ее заставили приписать в комнату Ольгу Горшкову и поместили в спецучереждение для стариков с деменцией.
– Кошмар какой, – расстроилась я. – Слушай, Роберт, а откуда Элеонора узнала о прошлой жизни Риммы Марковны, особенно, если документы подделаны?
– Да Римма Марковна сама ей проболталась. Случайно. – Вздохнул Роберт. – Сперва Элеонора влезла к ней в дружбу. А та уже старая, где-то и ляпнула.
– А как она могла приписать Ольгу Горшкову к себе в комнату, если в то время Ольга жила вот в этой квартире? – не поняла я.
– Мутная история, – пожал плечами Роберт. – У них там какая-то знакомая в паспортном столе есть, и она помогала им с приписками всякими. Ольга тут жила, но не была приписана.
– Мда, – поёжилась я, – видимо, разработали многоходовую аферу, и мою квартиру отжать, и комнату Риммы Марковны.
– Ага, – зевнул Роберт. – Я так понимаю, там и другие соседи в сговоре были.
– Роберт, слушай, я не хочу озвучивать эти факты из жизни Риммы Марковны в газете.
– Кстати, выписать Ольгу Горшкову не выйдет. Да, и у нее покровители есть. – заметил Роберт. – То есть жить Римме Марковне теперь вообще негде. Так как я сильно сомневаюсь, что Горшкова пустит ее обратно в комнату.
– Пофиг. Заберу, значит, к себе, – вздохнула я.
Мы проговорили до самой ночи. Я договорилась с Робертом, что проверю текст его статьи. И в понедельник поеду забирать Римму Марковну. Роберт вызвался ехать со мной. Ну и прекрасно, силовая поддержка не помешает.
Когда Роберт ушел, я помылась (нормально в ванной, а не скрючившись по частям в умывальнике в дамской комнате на работе, как все эти дни) и пораньше легла спать.
Завтра поеду в село.
Теперь пришла пора разобраться с родственниками.
Глава 19
В село к родственникам положено ехать с утра, лучше – часов в пять утра. Идеально – на первый автобус. Но я-то была неправильной, поэтому решила ехать, когда удобно мне, а если замотаюсь, то вполне сойдет и на последний автобус.
Адрес, куда ехать, я знала, недаром стоически вытерпела все эти родственные "гости", зачастившие ко мне в последнее время.
Итак, мою мать зовут Александра, но все ее называют Шура, отца – Степан. Есть у меня старшая сестра Лариса. Ее мужа зовут Витя. Деревня, в которой жила Лидочка до того, как переехала в город, называется Красный Маяк. Ранее оно носило название Графское, но после революции такое название для советской деревни сочли не комильфо, кроме того, там был сформирован колхоз "Красный Маяк", следовательно, и деревню переименовали также.
Точного местоположения дома Скобелевых я не знала, но надеялась, что по ходу разберусь (кстати говоря, именно этот момент меня очень напрягал).