Некоторые бумаги мы восстанавливали сами, как те же протоколы и выписки из протоколов, для этого я выпросила у Ивана Аркадьевича печатную машинку и теперь у нас появилась абсолютно новая механическая прелесть, на которой печатать было сплошное удовольствие, а буква "э" выбивалась легко, одним мизинчиком. Кроме того, мне выдали калькулятор (!). Оказывается, здесь они у многих были. Это Лидочке Щука "забыла" выделить. А я, как только попала сюда, вообще ничего не понимала и не представляла, где это все можно взять.
И, кстати, о Щуке. Мое отсутствие в кабинете Лактюшкиной, само собой, не осталось незамеченным (думаю, незабвенная Феодосия Васильевна сразу и настучала на меня Щуке). И если первый день мои бабы не смогли понять, куда я делась и решили, что я прогуливаю, то уже на следующий день народная молва разнесла, что мы с Аллочкой закрылись и что-то делаем в отдельном кабинете, который, как оказалось, ранее принадлежал одному из заместителей самого Бабанина Д.Д. (!).
В связи с этим обстоятельством к нам в кабинет попытались ломиться любопытные и страждущие в разной степени заинтересованности, но были жестко обломаны Алевтиной Никитичной в буквальном смысле этого слова (особенно мне понравилась, как она с веником наперевес "дружелюбно" встретила Базелюк, которая заглянула якобы с целью узнать, не видела ли я ключ с синим брелком на столе). И чем больше все ломились, тем больше их гоняла наша строгая Алевтина Никитична. Что, соответственно, только подогревало степень интереса у трудового народа. И так по кругу.
Здесь следует отметить, что я, еще по старой корпоративной привычке руководствовалась следующим принципом: каждый час-полтора – пятиминутный перекур. Нет, среди нашей группы не курил никто, но людям нужно давать небольшую передышку, возможность "разогнуть спину": попить воды, сходить в туалет, посидеть на стуле, перекинуться шуткой и т. д. Это сплачивает коллектив и помогает относиться к подобным авралам чуть легче.
И вот, в один из таких "пятиминутных перекуров", когда я вышла из туалета и возвращалась обратно в кабинет, я была перехвачена Щукой:
– Горшкова! – заорала добрейшая Капитолина Сидоровна, потрясая кулаками так, что стеклянные чешские бусы весело запрыгали на ее груди.
Пришлось остановиться. Обойти ее не представлялось возможности, сзади был женский туалет, по бокам – стены, впереди – Щука. Я оказалась в западне.
– Горшкова! – повторила Щука (видимо решила, что за один раз я не пойму).
– Здравствуйте, Капитолина Сидоровна, – вежливо поздоровалась я, как и положено каждому сотруднику.
– Ты мне тут зубы не заговаривай! – сверкнула оскалом Щука. – Ты почему штатное не сделала? А?! Я тебе что сказала?! Сделать штатное! А ты?!
Ответить я не успела (да и не особо необходим был мой ответ. Человеку просто нужно выговориться).
– И где ты шляешься? Почему тебя второй день на рабочем месте нет? – продолжала надрываться Щука, – раз меня никто в известность не поставил, то я составила акт в присутствии свидетелей! Мы передали дальше и уже готовится приказ о твоем отчислении по статье, с занесением!
Я молчала.
– Так что ты допрыгалась, Горшкова! Поздравляю! – радостно выдохнула Щука и развернулась уходить.
– Капитолина Сидоровна, – окликнула я ее, – с какого числа меня увольняют?
– С послезавтрашнего, – буркнула Щука, – Бабанин уехал, вернется, подпишет и всё – свободна, Горшкова!
– Спасибо, Капитолина Сидоровна, – от души поблагодарила я и, так как "пятиминутный перекур" истек, то пошла работать.
Штатное я сделала и даже передала Гиржевой на проверку (само собой под подпись и при свидетелях). А вот объяснять что-то Щуке не сочла нужным (она мне напрямую задание по штатке не давала, подсунула через Гиржеву, вот и я также). Не моей категории она соперница. И вообще – врагов я всегда выбираю сама. Я считаю, что враг – это качественный признак личности. Если враг мелкий, незначительный, как та же Базелюк или Щука – то грош тебе цена. Если же враг – мощная персона, которым восхищаются, которому завидуют и которому подражают – это признак того, что ты из себя что-то представляешь. Раз такой человек решил с тобой пободаться.
Поэтому Щука – в пролете. Да, для уровня Лидочки она – очень даже значимая фигура, но я-то не Лидочка. Да и тратить время на ее дрязги мне лень.
Кроме того (не буду лукавить), мне хотелось посмотреть реакцию Ивана Аркадьевича на то, как после того, как я сделаю ему всю документацию правильно (считай прикрою его) – меня в тот же день уволят. Вот интересно мне, что он делать будет? Станет защищать или сделает вид, что все правильно? Если второе – то здесь мне ловить нечего. А если станет защищать – то уже на моих условиях (я хочу отдельный кабинет и хотя бы место Щуки). Кроме того, Иван Аркадьевич должен знать, что я для него готова не то, что сутками работать, но и потерять место работы. Таких соратников больше ценят.
И, кстати, мне интересно, почему Гиржева ни слова не сказала Щуке, что штатку я уже сделала и сдала ей, а Лактюшкина даже не заикнулась, что я не гуляю, а сижу в новом кабинете за закрытыми дверями с Аллочкой и сам Альберт таскает туда кипы бумаг.
Неужто тоже на ее место метят? Что – обе?
На следующий "пятиминутный перекур" я выпросила у коллектива дополнительно "плюс десять минут за счет обеда" и была благосклонно отпущена смеющимися Алевтиной Никитичной и Аллочкой (вот такими они мне больше нравятся).
Прихватив блокнот, я отправилась на вахту, где были внешний и внутренний телефоны. Сегодня там дежурила тетя Клава и ей было все равно – она вязала пинетки для недавно родившейся внучки. Все остальное ей было вторично и малосущественно.
Поздоровавшись и детально расспросив о внучке (как кушает, как какает и т. д.), я получила благосклонное разрешение позвонить, и набрала номер с бумажки:
– Алё? Это квартира Валеевых? Можно Василия Павловича пригласить?
Через время в трубке раздался приятный баритон:
– Слушаю.
– Добрый день, Василий Павлович. Мы с вами не знакомы, но я о вас много наслышана. Извините, что решила позвонить, но ситуация неоднозначная и я считаю, что вы тоже должны знать, – начала я.
– Да? – легкая тревога появилась в голосе моего собеседника.
– Давайте я представлюсь – Горшкова Лидия Степановна. Супруга брата Ольги Горшковой. Полагаю, знаете такую?
– А что случилось? – встревожился Василий Павлович.
– Я звоню по поводу Светы.
– Но я всегда плачу алименты и еще так дополнительно деньги каждый месяц даю… – расстроенным голосом начал Валеев.
– Василий Павлович, а вы в курсе, что Свету Ольга отдала в круглосуточный интернат и сейчас вполне может встать вопрос и переводе ее в детский дом?
– Как же так?! – вскричал мой собеседник. – Ольга мне ни слова не сказала! Мы позавчера только виделись. Двести рублей она взяла, и ни слова не сказала!
– А знаете, Василий Павлович, где я ваше имя и номер телефона взяла? В отделе опеки и попечительства РОНО.
Ответом мне было ошарашенное молчание. Валеев переваривал информацию.
– Вот поэтому я и решила вам позвонить – развивала мысль я, – алименты вы продолжаете Ольге регулярно платить, вот только ребенок-то ваш давно уже на полном гособеспечении.
– Ужас какой… – упавшим голосом прошептал Валеев.
– Василий Павлович, пишите адрес… – и я продиктовала адрес интерната и быстро простилась.
Вот! Всё, что могла для Светки – я сделала.
Вторая половина дня, пролетела стремительно-быстро, а ближе к семи часам мы провели мероприятие с участием журналиста-международника. Ну, что тут сказать, я не любитель таких вот тусовок, но слушать лектора было очень интересно.
Журналист, а звали его Карасев Эдуард Степанович, был сильно немолод. Этот сухонький, словно вылитый из металла, человек, с резкими, точеными, чертами лица и острым взглядом серых глаз произвел на всех неизгладимое впечатление. Он оказался очень интересным докладчиком, причем сам формат мероприятия сразу перевел на уровень дружеской беседы "на равных" с нашими работягами. И было удивительно интересно наблюдать, как, к примеру, машинист из пятой бригады или цеховая уборщица наперебой задают вопросы, а он им увлеченно отвечает или наоборот:
– Вот вы знаете, откуда у бразильских индейцев появилась кукуруза? – спрашивает, к примеру, Карасев у тети Наташи, нашей наладчицы.