– Да нет, – расстроилась Римма Марковна, – не надо котлеток. Мне яйца нужны. Глупая я, а с возрастом становлюсь еще дурнее… совсем запамятовала… надо было заранее покупать, а я вот запамятовала. Вот горюшко-то… и что теперь делать – не знаю…
– Римма Марковна, я завтра с работы буду идти, забегу и куплю вам яйца, – попыталась успокоить и приободрить старушку я, – ну, не хотите котлет, я могу макарошек по-флотски организовать. Или гречку с подливой.
– Какая гречка! – рассердилась вдруг Римма Марковна, – При чем здесь гречка?! Ты что, совсем забыла? Пасха завтра. Я хочу ночью тихонько на службу сходить, мне тут шепнули, где служба будет, посвятить крашенки надо бы. Кулича только нет, испечь не вышло – там Клавдия бдит, сразу стукнет куда надо, а вот крашенок можно было бы и покрасить. Тем более у тебя плитка в комнате, никто не увидит. Но яиц забыла купить… дура старая…
У меня в голове сразу щелкнуло: и странный взгляд продавщицы, и завтрашний субботник в воскресенье, и отсутствие яиц в магазинах.
– Римма Марковна, вроде в холодильнике одно или два осталось, – неуверенно предположила я, – надо глянуть.
– Глянь, Лидочка, – воодушевилась Римма Марковна, – даже если хоть одно, уже лучше.
– Ага.
– Только смотри, чтоб Клавдия не увидела, – в спину напутствовала меня соседка.
Я прошла на кухню. Там, кроме апатично ковыряющегося в консервной банке чуть поддатого Петрова, больше никого не было.
– Привет, Лида, – вяло отсалютовал вилкой с наколотым кусочком азовского бычка Петров.
– Привет, Фёдор, – кивнула соседу я. – Приятного аппетита.
– Да какой там аппетит, – жуя, пожаловался Петров, тщетно пытаясь выудить из банки остатки рыбы. – Пенсия через три дня, а я давно на мели. Слышь, Лидка, одолжи пятишку до десятого?
– Пить меньше надо, – на кухню крейсером вплыла Клавдия Брониславовна и брезгливо уставилась на Петрова, который допивал остатки томатного соуса из банки. – Алкоголизм в вашем возрасте, милейший, – враг разума!
– Знаем-знаем, – хихикнул Петров, вытирая томатные усы, точнее растирая их по щетинистому подбородку. – Друг водки – враг профсоюза! Напился, ругался, сломал деревцо, стыдно смотреть людям в лицо!
– Вы бы поменьше ёрничали, товарищ, – побагровела Клавдия Брониславовна. – Я вот участковому сообщу, как вы вчера с собутыльниками нарушали общественный порядок.
– Когда это мы нарушали?! – удивился Петров, через всю кухню запуливая банку в мусорное ведро.
– Вчера! С утра!
– Да что мы делали такого?! – вытаращился Федя, при этом рука его дрогнула, траектория полета нарушилась и банка усвистала мимо, щедро украсив томатными брызгами стенку и пол.
– А кто песни орал на всю квартиру?! – уперла руки в бока Клавдия Брониславовна.
– Не орал, а пел, – наставительно поправил ее Петров, задумчиво рассматривая испачканные томатным соусом руки. – Мы пели днем, и в моей личной комнате. Имею право предаваться искусству!
– Теперь это так называется? – закатила глаза Клавдия Брониславовна.
– Эх, тёмная вы женщина, – попенял Петров, вытирая руки об занавеску на окне. – Ничего-то вы не понимаете в советских песнях!
От такого явно несправедливого заявления Клавдия Брониславовна на секунду опешила, чем и воспользовался Петров, отодвинул ее в сторону, и вышел из кухни.
– Хулиганье! – отмерев, взвизгнула та.
– Рюмка, стопочка, стакан – вот и вышел хулиган! – дурашливо блея пропел Петров из коридора.
– Ну, ты глянь, – всплеснула руками Клавдия Брониславовна и вдруг увидела, что я достаю из холодильника последние три яйца.
– А зачем тебе яйца? – поинтересовалась Клавдия Брониславовна, моментально переключившись на меня.
– Маску для лица хочу сделать, – с честным видом ответила я. – С яйцами, глицерином и медом. Улучшает цвет лица и увлажняет кожу.
– Ну да, ну да, – покивала головой Клавдия Брониславовна, – сделай маску, Лидия. Муж бросил, так сделай маску, вдруг поможет мужа вернуть.
– Горшок смотался, зато жив! – вступился за меня Петров, возвращаясь на кухню с надорванной пачкой чая "со слоном". – Лида, чайку бахнуть хошь? Индийский.
– На что ты намекаешь, алкаш!? – взъярилась Клавдия Брониславовна.
– Твой Грубякин сам давно алкаш, довела мужика! – отмахнулся Петров, ставя на плиту чайник. – Сперва своих всех мужей довела, теперь на зятя переключилась.
– Да как ты смеешь, пьянчужка! – раненым бизоном взревела Клавдия Брониславовна, и, под шумок набирающей обороты традиционно-ежевечерней склоки, я по-тихому ретировалась к себе в комнату.
– Вот! – продемонстрировала "улов" Римме Марковне.
– Замечательно! – обрадовалась та и чуть в ладоши не захлопала. – Давай, садись пить чай, Лида, я как раз заварила, а потом покрасим яйца. Ничего, что я тут похозяйничала, пока ты на кухне была?
– Да нормально, – отмахнулась я.
– А что там было, на кухне? – заинтересовалась соседка. – Чего это наша мегера опять пенится?
Я рассказала, как Петров троллил Клавдию Брониславовну, мы посмеялись.
– Я вот не понимаю, почему Клавдия Брониславовна, которая постоянно ищет к чему прицепиться, а тут даже замечание Петрову не сделала, когда он всю кухню томатом забрызгал? – удивлялась я. – Даже когда руки об шторки вытирал – и то промолчала. Как так?
– Все просто, – вздохнула Римма Марковна, – знает, зараза, что эту неделю я дежурю, потому и промолчала. Зато, когда принимать дежурство у меня будет – мигом и шторки вспомнит, и стены увидит. Хорошо, что ты мне рассказала, я-то уже плохо вижу, могу пропустить, а Клавдия опять все нервы вымотает.
А потом мы начали красить яйца. Чтобы не спалиться перед бдительными соседями, луковую шелуху брать поостереглись, воспользовались пищевым красителем.
Римма Марковна забрала крашенки и мой кекс, обещала всё посвятить и рано утром принести. Мне тоже хотелось пойти на богослужение, в той, прошлой, жизни, я особо верующей не была, но пасхальные службы не пропускала никогда. Но соседка категорически запретила:
– Что ты, Лида, – замахала она руками, – Я уже старая, никому до меня дела нет. А ты молодая, вся жизнь впереди, не дай бог узнают – неприятностей не оберешься. Зачем тебе это надо! Даже не думай!
Когда за соседкой закрылась дверь, я вытащила из шкафа спортивный костюм Горшкова, закинула в сумку мыло. Ну, что ж, завтра пасхально-воскресный субботник.
Глава 5
Субботник встретил лошадиным духом спешки, бестолковой суеты и запахами прелого чернозема. Громкий перестук молотков смешивался с хохотом девушек из восьмой бригады и сердитыми криками из гаража. Динамик на столбе пару раз чихнул, захрипел и вдруг бравурно выдал марш монтажников. Восторженно проинформировав, что "не кочегары мы, не плотниии…вжиш…", он сразу же запнулся и тихо сгинул, растворившись среди бряцанья инвентаря и треска из третьего-вагонного участка.
На стене гаража призывно рдел транспарант с выведенными жирно буквами:
ТОВАРИЩИ!
Возьмем лопаты и метлы в ручищи, сделаем депо "Монорельс" чище!
Трудящийся народ активно расхватывал лопаты, веерные грабли и садовые пилы. Под транспарантом на кривеньком чурбачке сидел Михалыч и мерно клепал косу. Два парня в синих комбинезонах прикатили тачки с метлами, и к ним сразу же устремился поток блюстителей чистоты. Тетя Фрося придирчиво перебирала лохматые щетки и кисти для побелки. Наконец, вытащив из кучки нужную, она ухватила заляпанное известью ведро и, переваливаясь уткой, заковыляла к ближайшим деревьям. За ней по земле потянулась белая известковая дорожка. Над всем этим беспокойным муравейником карающей десницей бдела Щука. На белом рукаве красовалась алая повязка. К груди она бережно прижимала брезентовую папку. Узрев меня, моментально двинулась навстречу.
– Горшкова!
Я послушно застыла, вперив взгляд в "любимую" начальницу.
– Опоздание на двадцать минут! – с довольным видом сообщила Щука и раскрыла папку. – Исключение из списка на поощрение к Первомаю.
– Но сейчас без десяти девять, – я указала на настенные часы, – наоборот, я даже раньше пришла.
– Я еще позавчера всем сказала прийти в полдевятого. Все пришли вовремя. Кроме Горшковой естественно.