Непрозрачная вода под мостом разделилась на тёмно-зелёную и совсем чёрную. Пятый остановился и всмотрелся повнимательнее – чёрная часть воды была не однородной, посередине её разделяла более светлая полоса. Он подошёл поближе к перилам – всмотреться.
Больше всего эти две полосы напоминали трубы. Две донельзя ржавые трубы, зачем-то проложенные по дну озера. С каким-то особым когда-то смыслом…
Тут оказалось, что он опёрся на перила, которых не было – перед глазами мелькнула чёрная дыра с оплавленными краями (перила были сварены из железных толстых, в полтора кулака, труб). Затем вода резко надвинулась, и он ослеп, упав плашмя в твёрдую водяную поверхность.
Всплыв, и кое-как проморгавшись, он почувствовал неприятное ощущение пониже лопаток. Он оглянулся… и тут же рванул прочь из-под моста – снизу тот оказался куда страшнее, чем выглядел сверху. Не доходящие до воды бетонные плиты внутренней арки оставляли место для лаза.
А оттуда на него кто-то смотрел холодным оценивающим взглядом.
Он грёб изо всех сил, но вода становилась всё вязче и вязче, каждый гребок давался с большей силой – не разбирая дороги, он вплыл в водоросли, разлёгшиеся на поверхности. И они не замедлили намотаться и запутаться.
Пятый забарахтался, пытаясь вырваться, но водоросли росли из самого дна, и вырываться не хотели. Чтобы не уйти под воду, он замолотил ногами, которые тут же завязли. Он выгнул голову, чтобы не глотать воду, тело перевесило и стало погружаться.
И на него опять смотрели. Теперь взгляд был пропитан холодной и тёмной глубиной, откуда нет возврата. Пятый рванулся изо всех сил, водоросли дёрнули его назад…
В нос ударила тошнотворная вонь гнилых водорослей и сдохших морепродуктов. Он вплотную пребывал с кучей мёртвых перепутанных водорослей, а прямо перед носом из стеблей торчал побелевший высохший остов рака.
Он попытался встать на ноги и обнаружил, что воды по колено, а заваленный сухими водорослями берег начинается прямо перед ним. Нелепо переваливаясь из-за намокшего рюкзака и хлюпающих, обматывающихся вокруг голеней штанов, он побежал к ближайшей бетонной лестнице – подальше от воды.
Водоросли неприятно проседали под ногой, глаза цеплялись за торчащий из высохшего ила металлический мусор, в затылок дул слабый разогретый ветер.
Бетонные ступеньки располагались гораздо выше, чем ему казалось, но он одним броском с упором на левую руку закинул себя на однозначно твёрдый и горячий бетон и потом бегом вверх.
Отбежав метров на десять, Пятый заставил себя остановиться и обернуться. У каменной насыпи у моста недоставало камней, одна из плит мостового настила сломалась посередине и просела вглубь. Убогими пеньками торчали срезанные столбы фонарей.
Из-под отступившей воды торчали песчаные косы, почти смыкавшиеся друг с другом. По песку дальнего берега вилась добела выбитая тропинка, проползая под скелетами деревьев и сухими кустами. Идти туда, чтобы отдохнуть после купания, уже не хотелось.
Он оглядел себя и повёл носом. Пахло не ахти – вода была несвежая, но без гнилостности. А одежда с обувью сами высохнут – по такой-то жаре. Носки разве что выжать – чтоб ногу не натирали.
Он глянул назад, ища, на чтобы присесть. Из земли торчали только срезанные под корень остовы скамеек и чего-то ещё, расположенного вокруг столба побольше – когда-то это было беседкой.
Резать себе седалище их острыми краями было бы глупо. Сидеть на горячем бетоне вровень с ногами было неудобно повреждённой спине, колени мешали видеть скользкие шнурки, опять затянувшиеся в геркулесов узел.
Он встал на одно колено, скривившись, когда шероховатости бетона врезались в-из-под коленную чашечку. Ему никогда не удавалось расположиться так, чтобы было удобно и на кость не давило.
От неудобной позы начали подрагивать поджилки, а клятые скользкие нейлоновые шнурки никак не вязались в нормальный узел. Лучше бы он их вообще не трогал! Перила клятые…
В спину ему опять смотрели. Он обернулся – у подножия лестницы, ведущей к обелиску, стоял Второй, обхватив падающую голову рукой и медленно водил другой рукой туда-сюда, подавая сигнал.
Пятый помахал в ответ. Второй опустил руку и поник головой, обхватив её и второй рукой: его часто так накрывало, в подходящих и безосновательных местах, а таблетки из походной аптечки он почему-то не глотал. Из принципа, видно. Или из-за нежелания признавать себя больным.
Пятый сунулся было как-то – узнать. Второй мигнул, прокристаллизовался взглядом и… вышел из себя (разом став кем-то другим) резанув его сурово-злобным глазом так, что больше не хотелось. Вообще.
Впрочем, Второй никогда не жаловался на состояние, и на этом его душа успокоилась. Настолько, что можно было подойти поближе.
– Ну что… – Второй завис с немного сосредоточенным видом.
Это была его очередная странность – во время разговора он вдруг замолкал, будто заготовленный кусок текста куда-то исчезал. После рваной паузы, он продолжал, но пропустив изрядный кусок, который можно было восстановить.
Но это требовало усилий.
Пятый подозревал, что по каким-то причинам Второй не хотел говорить банальные вещи. А без них разговор выстроить трудно: шестерёнкам между собой нужна смазка. Второй смазыванием и не мучался, перекладывая тяжесть увязывания смысла на Пятого.
Правда, на прямые вопросы он всё же отвечал. Но тоже с вывертами.
– Что за хрень?
– Не понимаю.
– Чего не понимаешь?
– Не понимаю, какая хрень – Второй имел несколько растерянный вид и старался это скрыть – я вряд ли знаю сильно больше твоего.
– Что со мной произошло?
– Не знаю, не видел.
Дальнейшие вопросы вроде «Почему я упал с моста?» или «Почему рельсы начались там, где кончились?» были бесполезны. Второй замкнулся в себе, и вытягивать его оттуда было глухо.
– Куда пойдём?
– Пока не знаю.
Снова-здорово, двадцать пять за рыбу деньги. Пятого злило некомфортное состояние внутри и снаружи. Сейчас самое время резко дёрнуть и пойти своим путём. Через вон тот лесочек, что слева уютно в низинке расположился. Вон и асфальтовый спуск хороший. Сужается потом в дорожку, что хорошо ныряет за деревья и (он не знал, но был уверен) идёт прямо туда, куда нужно.
– Я бы не стал.
Пятый остановился, задумался на секунду и махнул рукой куда-то в пространство. Ну да, ну заросший, ну мрачный, ну больной. Что он, запущенных лесопосадок не видел?
Меж деревьев мелькнуло что-то. Тонкое. Серое. Он поднапряг глаза, хоть и знал, что это бесполезно с его абсолютным зрением. Видишь ровно настолько, насколько положено.
Мелькнуло ещё раз. Ещё два. Ещё… все промежутки заполнились белой паутиной.
Его обуял ужас. Это было неправильно, липко, мерзко, парализующе. Нужна была зажигалка, срочно. Она хорошо горит, он знал. Нужно лишь потерпеть, прорваться сквозь пару завесей, ещё не везде заплели. Только потерпеть эти невесомые клейкие сети на лице и мохнатые суставчатые ножки у зрачка…
Он покатился. А потом понял, что полусидит, скользя ногами по высушенному склону с жёлтыми колосками какого-то сорняка, пятая точка висит в воздухе, а воротник зубьями капкана сжали пальцы Второго.
Мир поехал вверх, его жёстко посадили копчиком на бордюр. Он разозлился, хоть это было правильно. Не копчиком об бетон, а то что подтянули вверх – склон был сыпучим, красноватого песка. Он такой где-то видел, вот только…
– Так ты знал? – Пятый повернул голову.
Второй стоял, уцепившись обеими руками за поручень, ограждающий выщербленный тротуар от склона и покачивался туда-сюда по какой-то замкнутой траектории. И изо всех сил смотрел поверх высохших крон, прищурившись в бесцветное небо.
– Ты ведь был здесь? – настаивал Пятый, плохо переносящий непонятные вещи.
– Если глагол «был» применим к видениям.
Край бордюра жёстко врезался Пятому в промежность.
– В каком… смысле? – спросил он осипшим от неизбежной боли голосом.
Место второе. Становой хребет
Второй посмотрел на него, подумал и сказал:
– Ты ведь видел паутину? Ощущал прикосновение к коже? Бежал, всё больше увязая?
Пятый посмотрел на сухие стволы деревьев, с ободранной корой и пожелтевшей листвой в середине лета. Стволы частично перекрывала подстанция, но зачем в лесу подстанция? Особенно если к ней не подходят провода. Покрыта несмываемой краской того же густого зелёного цвета, который… дальше память обрывалась. Мысль перебила паутина… меж стволов опять что-то блестело на грани видимости… Пятый помотал головой и стал смотреть в другую сторону. Второй чуть сжал поручень, пальцами осыпая отсохшую краску.