Некоторое время мы обсуждали выдвинутый тезис.
— Просто бедняга, — повторил Керриган.
— Вся беда Крайена и большинства ему подобных, — сказал Бирн, — в том, что они проводят недостаточно времени в постели. Когда человек спит, он погружается, растворяясь, в нежную бездну бесцветного счастья; напротив, бодрствуя, он не находит себе места, его мучают телесные порывы и иллюзия бытия. Отчего люди столетиями стремились преодолеть состояние бодрствования? Пусть тело уснет, так будет только лучше. Пусть ограничится тем, что помогает спящей душе переворачиваться с боку на бок, не дает застаиваться крови и тем самым обеспечит еще более глубокий и совершенный сон.
— Полностью согласен, — сказал я.
— Мы должны в корне изменить наши взгляды на соотношение отдыха и активного времяпрепровождения, — продолжал Бирн. — Нам не следует спать, чтобы восстановить энергию, потраченную в часы бодрствования, скорее, наоборот — периодически просыпаться, чтобы очистить организм, так сказать испражняя излишнюю энергию, порождаемую сном. Много времени на это не потребуется: хорошая пятимильная пробежка по городу и — обратно в постель, в царство теней.
— Вы прямо-таки маньяк постельного белья, — сказал Керриган.
— Что ж, признаюсь без ложного стыда — я люблю свою постель, — ответил Бирн. — Она была моим первым другом, моей нянькой, моей дражайшей утешительницей...
Он умолк и сделал глоток.
— ...Ее тепло, — продолжал он, — поддерживало мои жизненные силы, когда я был еще младенцем. И по сей день она в любую минуту готова по-матерински распахнуть передо мной свое уютное чрево. Она ласково убаюкает меня в мой смертный час и будет верно хранить мои окоченевшие останки, когда я умру. Она будет осиротело скорбеть обо мне, когда я исчезну.
Речь Бирна отнюдь не пришлась нам по вкусу, заставив каждого въяве представить себе свой последний час. Мы постарались отогнать этот призрак циничными смешками.
Новое звяканье зубов о стекло возвестило о том, что стакан, как это ни печально, допит до конца.
— А разве Треллис не был еще одним великим любителем соснуть? — громко спросил Бринсли.
— Уж конечно, был, — ответил я.
— Я никогда прежде не слышал этого имени, — сказал Бирн. — Кто такой Треллис?
— Член литературного цеха, — ответил я.
— Это не он, случайно, написал учебник по тактике? Кажется, я встречал его в Берлине. Он носит очки?
— Последние двадцать лет он прикован к постели, — ответил я.
— И вы, конечно, пишете о нем роман? — спросил Бирн.
— Пишет, — сказал Бринсли, — и сюжет уже в общих чертах ясен.
— Сонливость Треллиса вредит его власти над созданными им персонажами, — пояснил я. — В этом мораль будущей книги.
— Ты обещал дать мне взглянуть, — сказал Керриган.
Невидимый в своем углу Бринсли, перебирая свои воспоминания о моих досужих литературных трудах, двусмысленно похохатывал.
— О, Треллис — это великий человек, который никогда не вылезает из постели, — сказал он. — Дни и ночи напролет он читает разные книжки и неожиданно сам разрождается одной. Он заставляет своих персонажей жить у себя в доме. Причем никто не знает, действительно ли это так или просто — плод воображения. Великий человек.
— Важно не забывать, что он читает и пишет только зеленые книги. Это ключевой момент.
И в надежде развеселить собравшихся и снискать их вежливую похвалу я рассказал об этом свойстве Треллиса.
Соответствующий отрывок из Рукописи . У Треллиса была еще одна любопытная привычка, касающаяся его чтения. Считая все цвета, кроме зеленого, символом зла, он ограничил круг своего чтения исключительно книгами в зеленых обложках.