Официальное предание рассказывает о том, как однажды он посадил топтер на расчищенную бурей поверхность соляного озера и патетически воскликнул, что теперь-де не сомневается — на Дюне была вода! Но следующий, естественный для всякого нормального человека вопрос — а куда и почему эта вода пропала — ему, как ни странно, в голову не пришел. Да что там соляное озеро! Примитивный шурф, пробитый в любом предгорье любой части Рифта, запросто продемонстрировал бы чередование слоев, картину, которая немо и красноречиво говорит сама за себя. Но Пардот, великий ученый, как нам его рисует легенда, не стал рыть шурфа, как не стал проводить спутниковых замеров полярного дрейфа, анализа геофизических данных, да и много чего еще.
Вместо этого он занялся совершенно другими вещами. Всем известны его идиллические эксперименты по засаживанию дюн травкой, но мало кто представляет себе, в каких масштабах испытывалось бессчетное количество семян всевозможных генетически измененных уродов в надежде отыскать подходящие для пустынных почв Дюны. Большинство из этих бездумно рассаженных зародышей сгинули без следа, но несколько мутантных видов — красная виргинская сосна, карликовая лиственница и даурская солянка — дождались своего часа и стали подлинным проклятием планеты.
Однако истинной бомбой замедленного действия были биологические активаторы. Этот факт замалчивается особенно тщательно — купленные за безумные спайсовые деньги тысячи и тысячи тонн всевозможных «почвенных наркотиков» были вбуханы в арракинские пески — в основном в северном полушарии, где находилось большинство имперских биостанций. Земля была отравлена на десятки метров в глубину на колоссальных площадях, и это еще без учета того, что многие из этих веществ обладают свойством спонтанной кумуляции, так что их концентрация сплошь и рядом достигала, выражаясь геологическим языком, ураганных величин.
Во времена Пардота об этих вещах никто не думал. Кое-где пески удалось остановить, в тени ущелий развели маленькие садики — но в целом пустыня оставалась все такой же величественной и равнодушной к человеческим замыслам и потугам. Добыча спайса шла своим чередом, война с Харконненами тоже, и все в общем оставались довольны.
После долгих лет экологических неистовств (невольно вспоминается строка из «Фауста»: «… самой чумы похлеще бушевал…») умер Пардот, его сменил сын Льет, которого тоже не стало в свой срок; к власти, после всех перипетий, пришел император Муад’Диб. Дюна тем временем все больше кренилась на орбите, склоняя ледяной панцирь, и точка реального полюса скользила по тверди, как солнечный зайчик по катящемуся арбузу. Очень быстро скользила.
Быстро, конечно, по геологическим часам, этот процесс ведет счет на тысячелетия, но, во-первых, космические темпы Дюны и впрямь обгоняют все известные стандарты, а во-вторых, по несчастному совпадению, точка на графике действительно попалась критическая. Есть капля, которая переполняет чашу, и бывает так, что неприметная на первый взгляд перемена угла освещения, высоты солнца над горизонтом, три лишних градуса среднегодовой температуры взрывают все сложившееся за целую эпоху положение вещей.
Дело даже не в том, что покинувший полюс ледяной континент породил серьезный источник влажного воздуха. Дело в том, что дрейф полюсов передвинул эту зону многокилометровых ледяных толщ в более низкие широты и сделал подвластной западному переносу. Дюна, как и Земля, вращается с востока на запад, и ветра, покорные сыны атмосферы, отстающей от вращения планеты, дуют, естественно, с запада на восток.