– Эй, погоди, а носитель кто?
– Да наш это, ну кто меня носит… Всего на пять минут опоздал.
– А ты сам разве не можешь?
– Дисциплина формы, понял, низший, – портфель зевнул.
Андрей сделал еще одну попытку:
– Слушай, а что с вашим сделают?
– Да ничего особенного… Оставят здесь в вашей форме без связи… Глядишь в экстрасенсы выбьется… – пришелец зевнул еще раз, попытался затянуть какую-то песню, но почти сразу же смолк. Свет горел ровно.
На следующее утро портфель был сух и официален. Отказавшись от завтрака, он объявил, что отныне Андрей, где бы он не находился, должен всегда носить его с собой и по первом уже его требованию отправляться на Астрономическую, к той двери. Выбора у Андрея не было.
Потом он вспоминал об этих девяти с половиной днях с тихим ужасом. Сигналы пришельца настигали его в самых неожиданных местах. Один раз портфель выдернул его из кресла парикмахера, в другой раз кресло оказалось зубоврачебным. Однако ягодки начались потом, когда выяснилось, что портфель – электроголик и может устраивать подобные пьянки чуть ли не каждый вечер. Три раза во всем доме вылетали пробки, два раза Андрею пришлось ехать на рандеву с развеселившимся «братом по разуму». Хорошо еще, что тот держал себя в руках и не растекался, но зато он все время порывался запеть русскую народную песню. Они ему очень нравились. Андрей вынужденный его все время толкать, напоминая, чувствовал себя в троллейбусе точно голый. У него мелькала смутная догадка, что портфеля списали сюда именно из-за этого пагубного пристрастия. В конце концов, Андрей разорился на стабилизатор и объявил пьянству бой. Портфель обиду снес, но зло затаил.
Тем временем ценою французских духов и хорошего ужина с шампанским Андрею вновь удалось добиться благосклонности Марины. И вот когда любовь была в самом разгаре, и Андрей уже предвкушал вершину, раздался этот невыносимо отвратительный, скрипучий голос: «Землянин, пора!». И немедленно вслед за этим из Андрея как будто выпустили воздух.
Мысленно проклиная космос, пришельцев и все на свете, Андрей вскочил и принялся лихорадочно одеваться. Марина отрыла глаза и от изумления не могла найти слов. А пришелец все торопил. Вопрос подруги: «Андрюша, ты… С тобой все в порядке?» прозвучал уже в спину.
Однако всему на свете неизбежно приходит конец. Утром следующего дня Андрей торопливо жевал бутерброды, торопясь на службу. На портфель он глядел с ненавистью. Тот, видимо, это почувствовал и, кашлянув, как-то неуверенно произнес:
– Ну вот что, землянин. Кончилась твоя работа. Сегодня в полдень поставишь меня в подворотню на углу Широкой и Луговой.
У Андрея непроизвольно вырвался вздох облегчения. Странно, но пришелец не прореагировал.
– Надо бы тебе память стереть… Да ладно, когда еще доведется скачков попробовать. И не поверит тебе никто. Так что живи себе.
С Мариной Андрей помирился и дело идет к свадьбе. И вроде все хорошо, но Марина до сих пор уверена, что Андрей чуть-чуть того… Причины на то есть – иногда он заходит в магазин и подолгу глядит на черные «дипломаты», отвергая все ее предложения о подарке одного из них. И еще – всякий мусор на улице Андрей предпочитает обходить стороной.
Дойти до моста
(осенний реквием)
киносценарий
По обеим сторонам железнодорожного полотна тянулся унылый осенний худосочный осинник пополам с березняком. Пробираться по нему не было никакой охоты, и они шли по шпалам, хотя здесь очень часто попадались глубокие воронки, полные холодной волы. Вечерело. Они шли молча. На том, что был подлиннее, болталась серая шинель без погон с поднятым воротником. На спине его покачивался горб рюкзака. Тот, что был покороче, был одет в камуфляжную куртку и такие же штаны, заправленные в высокие ботинки. Он шел налегке.
Они как раз миновали очередной покосившийся километровый столб, когда короткий остановился и протянул руку:
– Смотри.
В наступавших сумерках впереди нечетко обозначился черный прямоугольник.
– Вагон, а может и поезд. Похоже, станция близко.
Длинный ответил кивком головы.
Короткий оказался прав. В скором времени они пошли вдоль длинного ряда вагонов, бывших когда-то пассажирскими. Сквозь битые стекла окон просвечивало серое небо, уцелевшие кое-где двери были полуоткрыты. Пару раз им попались валявшиеся на земле возле вагонных тамбуров остатки чемоданов. Короткий раз шагнул к одному такому вагону, но длинный его остановил.
– У нас нет оружия, – бросил он.
Незадолго до конца ряда рельсы начали ветвиться и, когда вагоны кончились, они шли вдоль удивительно целой пассажирской платформы. За ней просматривались серо-черные остатки домов.
Платформа закончилась спуском и самим станционным зданием. Вернее, тем, что от него осталось – четыре стены с дырами окон и дверей, покрытые крышей. Однако трехцветный российский флаг все еще развевался на кронштейне.
Короткий показал на флаг:
– Что это?
– Здесь была Россия.
– Здесь?
– Здесь. И не надо больше глупых вопросов. Лучше поищи место. Надо ночевать. До моста еще километров пятьдесят топать.
За зданием обнаружилось разбитое шоссе, пересекавшее пути. Около перекреста, перегородив дорогу, стояла пушка с продырявленным щитом. Стояла она, судя по всему, давно. Валявшиеся неподалеку гильзы успели покрыться ржавчиной. Длинный задумчиво покатал одну из них:
– Славная четвертая бригада…
– Что?
– Ничего. Пойдем обратно. Темнеет. Надо найти угол.
Внутри здания было мало света, но они сумели отыскать среди обломков досок и штукатурки относительно чистый угол. Короткий, впрочем, садиться не стал, а начал собирать в кучу всякий деревянный мусор. Насобирав, он поднес к дровам зажигалку и уже хотел чиркнуть ею, но вдруг остановился. Поднял голову и длинный. Они переглянулись, а затем короткий медленно и бесшумно выпрямился и, двигаясь как в замедленной съемке, начал красться к двери. Внезапно он выбросил руку за стену и вытащил оттуда какое-то существо в длинном армейском бушлате. Существо не сопротивлялось, когда его волокли поближе к свету. При ближайшем рассмотрении выяснилось почему. Это была девочка лет 12-ти.
Но она смотрела не на них. Она смотрела только на рюкзак. Уловив ее взгляд, длинный расстегнул ремни рюкзака и, покопавшись, извлек буханку. Затем нашарил в кармане нож и одним ловким движением отдели осьмушку. После чего протянул хлеб девочке.
– Еще чего… – начал было короткий, но длинный так посмотрел на него, что он умолк.
Схватив хлеб, девочка метнулась в проем и было слышно, как она торопливо пробирается по мусору.
Когда ее шаги стихли, короткий пожал плечами:
– Зря это. Нас только двое и нет оружия. А она может привести людей. Мы же не смотрели в поселке.
– Брось. Никого здесь. А сели и есть, так одно старичье. Сидят по подвалам как кроты и нос бояться высунуть. Был бы поселок чей-то, мы бы тут не сидели.
– Нет, надо глянуть. Мало ли…
– Мало ли, мало ли… Разведкой ты был, разведкой и остался. Да иди, иди. Я уже не лейтенант.
Короткий тенью выскользнул в проем. Вернулся он довольно быстро, причем возвращаясь нарочно шумел как можно громче. Так что длинный, вскочивший на шорох, успокоился и снова сел.
– Убедился?
– Так точно. Поселок – одни трубы. Даже дымом не пахнет. Странно, станция – и никого.
– На мосту националы сидят, вот здесь и нет никого. У кого мост, у того и дорога. Ладно, зажигай. Есть охота.
Короткий зажег огонь. Из рюкзака были извлечены хлеб, фляжка, банка консервов, немедленно поставленная греться. Костер очертил свой световой круг, отбросил темноту за стены, сделал ее там абсолютно черной. В его колеблющемся свете девочка появилась вновь. На это раз за ее руки держалось двое существ поменьше. Им бушлаты доходили вообще до пяток.
Дети остановились у границы света и молча смотрели как длинный и короткий таскают из банки тушенку.