Теджу пришлось признать, что биомасса, которая составляла и приводила в движение островитянские субмарины, испускала известный запах с определенно гнилостным звуком. Питательный раствор, что поделать.
Гэллоу сидел боком к контрольной панели перед Теджем и удерживал субмарину на поверхности. Рабочее пространство было куда больше, чем Тедж видел на островитянских субмаринах. Зато ему приходилось остерегаться твердых углов. Он уже набил целую коллекцию синяков о крышки люков, подлокотники сидений и дверные ручки.
По морю гуляла длинная волна, по островитянским меркам совсем небольшая. Подумаешь, плеснет малость в борт.
Едва они успели выбраться на эту, по выражению Гэллоу, "маленькую экскурсию", как Тедж начал подозревать, что ему угрожает опасность - большая опасность. Ему все время казалось, что эти люди убьют его, если он им не подойдет. А по каким признакам определялось, подходит ли он, оставалось только гадать.
Гэллоу замышлял нечто вроде революции и свержения морянского правительства - это из его беспечной болтовни сразу стало ясно. "Наше движение", как он это называл. Гэллоу и его "зеленые рвачи", и его пусковая база номер один. "Все это мое" - вот как он говорил. Это было настолько безошибочно ясно, что Тедж ощутил древний страх, ведомый тем, кто осмелился записывать исторические события в то самое время, когда они творятся. Опасная это работенка.
Гэллоу и его люди проявили себя как заговорщики, которые слишком много болтают в присутствии бывшего островитянина.
"Почему они это делают?"
Не потому ведь, что всерьез считают Теджа одним из них - тысячи мелочей указывали, что это не так. И они недостаточно его знали, чтобы доверять ему, пусть он и был личным историком Гэллоу. В этом Тедж был уверен. Ответ для человека с образованием Теджа был очевиден: коль знаешь столько исторических прецедентов, есть с чем сравнивать.
"Они это делают, чтобы заморочить мне голову".
Прочее было столь же очевидным. Если Тедж вовлечен в авантюру Гэллоу, чем бы она ни обернулась, он навечно останется человеком Гэллоу, поскольку больше ему податься некуда. Гэллоу и впрямь желал иметь у себя на службе пленного историка - а возможно, желал и большего. Он жаждал войти в историю на своих условиях. Он сам желал стать историей. Гэллоу это ясно дал понять, когда изучал Теджа - "лучшего островитянского историка".
Тедж понимал, каким видит его Гэллоу - молодым и лишенным практического опыта. Тем, кого можно сформировать. Опять же ужасающая притягательность его призыва...
- Мы - настоящие люди, - говорил Гэллоу. Черта за чертой он сравнивал облик Теджа с нормой.
- Ты - один из нас, - заключил он. - Ты не "муть". Один из нас. Эти слова обладали властью... особенно над островитянином... и особенно если заговор Гэллоу осуществится.
"Но я писатель, - напомнил себе Тедж, - а не романтический персонаж приключенческой книги". История научила его, как опасно для писателя путать себя со своими героями... или для историка - с теми, о ком он пишет.
Субмарина дернулась, и Тедж услышал, как кто-то хлопнул крышкой верхнего люка.
Ты уверен, что смог бы управлять субмариной? - спросил Гэллоу.
- Конечно. Предназначение приборов очевидно.
- Да неужто?
- Я наблюдал за вами. На островитянских субмаринах есть похожие приборы. И у меня квалификация мастера, Гэллоу.
- ДжиЛаар, пожалуйста, - поправил Гэллоу. Он расстегнул крепления рулевого кресла, встал и отошел в сторону. - Мы ведь товарищи, Кей. К товарищам обращаются по имени.
Повинуясь жесту Гэллоу, Тедж уселся и осмотрел панель управления. Он указывал на приборы поочередно, называя Гэллоу их функции: "Дифферент. Балласт. Дроссель. Топливный смеситель. Контроль конверсии водорода. Инжектор. Атмосферный контроль. Все эти цифры и деления говорят сами за себя.