Разве вы об этом забыли, Протуберанец Четырнадцатый?
– Не забыл, – ответил Старейшина, – но даже самые лучшие воспоминания не могут оправдать определенных действий. Варвар здесь! Варвар! Иварварша !. Худшего преступления просто не может быть. Если положить на одну чашу весов все, что ты сделал для нас, а на другую – это чудовищное деяние, оно перевесит. Мой народ не забывает добра. С тобой мы рассчитаемся как-нибудь иначе. Но эти двое должны либо умереть, либо быть переданы Императору.
– Но и я тоже здесь, – спокойно возразил Челвик. – Это разве не преступление?
– Ради тебя, – ответил Протуберанец Четырнадцатый, – ради тебя лично, поскольку ты – почетный Брат, я мог бы сделать исключение. Единственное исключение. Но не ради этих двоих.
– Ты ждешь награды от Императора? Какой-то выгоды? Концессии? Может быть, ты уже связался с ним по этому поводу? Или не с ним, а что гораздо более вероятно, с его государственным секретарем, Демерзелем?
– Это не предмет для обсуждения.
– Заучит как признание. Послушай, я не спрашиваю, что тебе обещал Император, но многого он тебе обещать не мог. У него мало что осталось – времена нынче не те. Позволь-ка я сделаю тебе предложение. Эти двое сказали, что они ученые?
– Сказали.
– Так оно и есть. Они не лгут. Она – историк, он – математик. Они пытаются соединить свои знания ради того, чтобы создать новую науку, математизированную историю, которую называют «психоисторией».
– Я ничего не знаю ни про какую психоисторию, – пробурчал Протуберанец Четырнадцатый. – Не знаю и знать не хочу. Ни она, ни какие-то другие ваши варварские науки меня совершенно не интересуют.
– И все-таки, – упорствовал Челвик, – я советую тебе выслушать меня.
Примерно пятнадцать минут у Челвика ушло на краткое изложение принципиальной возможности выведения естественных законов жизни общества; он не забыл указать, что в результате появится возможность предсказывать будущее со значительной степенью вероятности.
Когда он закончил объяснение, Протуберанец Четырнадцатый, слушавший его с каменной физиономией, заявил:
– Удивительно беспочвенные рассуждения, на мой взгляд.
Селдон, все это время хранивший скорбное молчание, хотел было что-то сказать – видимо, выразить полное согласие с мнением Протуберанца Четырнадцатого, но пальцы Челвика крепко и недвусмысленно сжали его колено.
– Может быть, это так и есть, Верховный Старейшина, – сказал Челвик, – да вот беда – Император так не думает. Но когда я говорю «Император», я подразумеваю: «Демерзель». Император и сам-то не подарок, а про Демерзеля тебе рассказывать не надо. Оба они мечтают заполучить в свои руки этих двоих ученых, вот поэтому-то я попросил тебя укрыть их здесь, Я никак не ожидал, что ты заменишь Демерзеля и отдашь ему этих ученых.
– Они совершили преступление, которое…
– Да, конечно, все так, Верховный Старейшина, но то, что они сделали, является преступлением только до тех пор, пока вы считаете его таковым. Они на самом деле ничего дурного не сделали.
– Ничего дурного? А боль, причиненная нашим душам, обида, нанесенная нашим глубочайшим верованиям, нашим лучшим чувст…
– А теперь представьте себе, что было бы, если бы психоистория попала в руки Демерзелю. Нет, может быть, ничего и не случилось бы. А вдруг? Вдруг имперскому правительству взбредет в голову воспользоваться ею? Оно обретет возможность заглядывать в будущее. И заглядывать туда сможет только оно, и больше никто. А стало быть, оно обретет возможность принимать кое-какие меры – такие миры, которые помогут состряпать будущее по образу и подобию Империи.
– Ну?
– А разве у тебя, Верховный Старейшина, есть какие-то сомнения, что из себя может представлять будущее по образу и подобию Империи? Безусловно, одно-единственное: уплотнение, централизацию.