Тем временем потихоньку светало. Небо приобрело отчётливый перламутровый оттенок, словно чешуя на рыбьем брюшке. И чёрные ветки деревьев щекотали это нежное брюшко, заставляя огромную рыбину ночи подниматься всё выше и выше. Звёзды гасли одна за другой. Малая луна над островом тоже слегка поблекла.
Пора.
Ксант поморщился. Немножко приоткрыл сквот и запел весеннюю песнь.
Ему было скучно и противно.
Всё шло не так, как надо.
Весеннюю песнь не поют на рассвете и на открытом месте — её поют глубокой ночью, под мягким пологом леса. Весеннюю песнь никогда не поют в одиночку — даже если нет соперника, всегда откликается кошка, которой эта песнь предназначена. И, наконец, весеннюю песнь никогда не поют, не видя избранницы. И плащ ещё этот дурацкий мешается, движения сковывает, да и видок, наверное…
Но Свадьбы левобережных никогда не устраивают ночью — ночью они слепы. Ну или почти слепы, не любят они ночи, и правильно, ночь — время вольных древолазов. Свои дурацкие шумные свадьбы левобережники всегда гуляют в полдень, и потому рассвет был компромиссом, одинаково неудобным для обеих сторон. Только это и утешало.
Петь придётся одному — на Свадьбах левобережников не поют. Вообще. Не принято у них. А совсем без песни обойтись невозможно — без неё не войти в нужное настроение, что бы там ни шептала про свою настоечку Леди Мьяуриссия. Так что это тоже было компромиссом.
Впрочем, с этим тоже будут проблемы — в первый день Свадьбы у этих придурочных собак дело до инициации редко доходит. Ведь невеста должна выбрать, а женихи, стало быть, показаться перед нею во всей своей красе, причём каждый. Та ещё тягомотина. Вряд ли их меньше дюжины, значит, показуха затянется. Наверняка придётся ещё и выполнять какие-нибудь капризы невесты. Остаётся только надеяться, что будет их не слишком много. Хотя с этой дурёхи станется…
Он шёл по мосту, продолжая петь. С другой стороны реки отзывались нестройным восторженным воем — похоже, инобережникам нравилась его песнь. И это уже само по себе было тоже противно.
Мост был сплетен из веток и слегка пружинил под ногами. Если закрыть глаза, может показаться, что ты на дереве. Охранницы слегка приотстали, и Ксант спиною чувствовал их неодобрительные взгляды. Ещё бы! Они-то слышали, что пел он не больше чем в четверть силы, ни одна Леди такое пение не оценит, ни один нормальный соперник не купится. Но этим придуркам на том берегу, похоже, нравилось и такое — вон как воют! Так зачем особо напрягаться, если и так — всем всё нравится?
Деревья на острове не росли, только кусты. Высокие, правда. И густые. Когда-то прямо напротив берега был лаз, ведущий к срединной поляне и Храму, на который опускали Лестницу-В-Небо Лоранты-Следователи. Но это было давно. Вот уже пятнадцать сезонов как не прокладывалась дорожка-по-воде, невидимый мостик для испытуемых, и ничья рука не касалась обнаглевших веток. Во всяком случае, Ксант не видел ни малейшего просвета в сплошной стене кустарника.
На фоне этой сплошной стены переплетённых веток они и стояли.
Все — рослые, длинноногие, как на подбор. Все страшно гордые возложенной на них миссией. Все суровые и настроенные жутко решительно сделать всё возможное и невозможное для успешного этой миссии выполнения. Все из себя такие…
…пёсики.
И на плечах у каждого — ритуальный плащ, отливающий рыбьей чешуей…
Даже тут подгадили. Превратили отличительную метку Избранного и единственного — в униформу, по сути, в рабочую одежду. Типа — не такой уж ты и избранный, кот, не такой уж и уникальный, и что бы там ни говорили эти зазнайки с орбиты — наши женихи ничуть не хуже, и невеста всегда имеет право передумать. Нет, на самом-то деле передумать ей, конечно же, не разрешат, но вот кинуть намёк на возможность подобного — это вполне.
Почему-то Ксант не был удивлен. Интересно — а действительно, почему бы? Чутьё подсказывало заранее, что будет именно так, не это конкретное паскудство даже если, то другое какое, не менее пакостное, но — обязательно. Жизнь бывает очень убедительна и настойчива, пытаясь доказать свою повсеместную паскудность… В ней ничего не случается чуть-чуть, и если уж не везёт, то по полной…
Кривая улыбка ломала губы изнутри, Ксанту стоило огромных усилий не выпускать её на лицо. Это ведь могло бы нарушить торжественность момента Явления Невесты. Ага, именно так, с больших буковок, не зря же эти придурки строем почётным замерли. Вот через этот строй они Невесту-то и пропустят. Вместе с ним самим, если не повезёт. Милый обычай. А чего ты хотел? Они же собаки. У них всё напоказ и никаких секретов друг от друга…
Удлинившиеся когти впились в ладони. Боль отрезвила.
Спокойно.
Переживём. Раз уж явился на собачью свадьбу — изволь тявкать. Как положено. Противно, но несмертельно.
Всё в порядке.
Похоже, тело не было согласно с приказами сверху — втянуть когти и плотно закрыть сквот Ксанту удалось лишь с огромным усилием. За спиной треск и шорохи возвестили о начале разборки временного моста. Наверняка со стороны левого берега мост тоже разбирают, если уже не разобрали. Краем глаза он отметил отсутствие почётных охранниц — те поспешили перебраться на берег, пока мост ещё существует. Обе стороны жутко торопились оставить жертвенную парочку наедине друг с другом. Ну, если, конечно, не учитывать доброй дюжины женихов, но кто из собак всерьёз учитывает женихов на свадьбе или придаёт им хоть какое-то значение? Впрочем, эти собаки вообще уверены, что на настоящей свадьбе значение имеет только НЕВЕСТА.
А вот, кстати, и она…
По серебряному строю прошла рябь, женихи напряглись ещё больше, хотя это казалось Ксанту уже совершенно невозможным. И замерли, ещё более решительные и суровые. Ксант нахмурился, и песнь потихоньку свернулась, перейдя в глухое недоуменное урчание. Странно, что леди Мьяуриссия не предупредила его об этой части обряда. Может, она и сама не знала? Или не придала значения?
Невеста не шла — её несли на руках. Двое. И живое серебро её костюма сливалось с переливчатым мерцанием их плащей. Он-то понадеялся, что видел уже всех соперников-свидетелей, но оказалось, что нет. Ещё два жениха. Подумаешь? Парочкой больше, парочкой меньше, кто вообще обращает на них внимание? Этих, похоже, подобрали за экстерьер и окрас — оба светловолосые, как и сама невеста, редкий оттенок на том берегу. Смотрятся хорошо.
Красиво.
Хотя тот, что справа, староват. В отличной форме, правда, иначе его бы не выбрали, но всё равно видно, что давно уже не юноша. И волосы у него столь светлые не от природы, а от снега прожитых зим. Зато тот, что слева…
Ну да.
Конечно.
Как же могли они обойтись без славного красавчика Вита, такого симпатичного и породистого, да к тому же оказавшегося под рукой? Никак не могли они без него обойтись. Да и сам Вит — как мог он обидеть отказом свою сестрёнку, проявить такое неуважение? Никак он не мог…
Ксант зашипел, дёрнув головой. Воротник плаща был ужасно неудобен. Это только собаки могут получать удовольствие от того, что сдавливает им горло и мешает дышать. От недостатка воздуха у Ксанта кружилась голова.
А самое неприятное — они что-то сделали с невестой. Она не могла быть такой… красивой. Она никогда такою не была. Очень белое лицо — и очень чёрные глаза со зрачком во всю радужку. У юных Леди перед инициацией никогда не бывает таких глаз. И такой белизны лица — тоже. Такие лица бывают лишь у мёртвых.
Подняв непослушную руку, он рванул тугую застёжку, что мешала дышать. Плащ тяжело скользнул по плечам и спине, опадая на серую гальку. Утренний ветер тронул голую кожу на лопатках, покрывая её мурашками. По контрасту с побелевшим лицом глаза у невесты слишком резкие, в них невозможно смотреть. И дурацкая улыбка счастливого и гордого собою Вита — ниже. Намного ниже. Там, где место настоящему жениху на собачьей свадьбе.
Ксант отвёл взгляд. Передёрнул плечами. Перекатился пару раз с пятки на носок и обратно, разминая сведённые мышцы ног.