Они не разрушат монастырь последователей бога, не выставят перед людьми раскол в своих рядах – пока они не уверены. А они не уверены, и поэтому проверяют. Это означает, что у нас еще есть время.
Они кивнули.
– Брамин, отрекшийся от мира, шел этой дорогой, пострадал от несчастного случая и умер здесь реальной смертью. Тело его сожжено, прах брошен в реку, текущую в море. Вот как это произошло… В это время здесь гостили странствующие монахи Просвещенного. Они ушли вскоре после этого события. Кто знает, где они теперь?
Тэк выпрямился, насколько мог.
– Господин Яма, – сказал он, – эта история продержится неделю, месяц, может быть, больше, и попадет в руки Мастера, который первым делом примется за тех, кто остался в этом монастыре, кто идет Коридорами Кармы.
В этих обстоятельствах, я думаю, кое-кто из них может быть преждевременно наказан именно по этой причине. Тогда что?
Яма тщательно скрутил сигарету.
– Я сказал, как это в действительности произошло – так и нужно уладить.
– Возможно ли это? Когда человеческий мозг является предметом кармического возврата, все события, каким он был свидетелем во время его последнего жизненного цикла, кладутся перед судьей и машиной, как свиток.
– Все это правильно, – сказал Яма. – А ты, Тэк из Архивов, никогда не слышал о палимпсесте – свитке, который был использован, затем очищен и использован снова?
– Конечно, слышал, но ведь мозг не свиток.
– Нет? – улыбнулся Яма. – Ну, это было твое сравнение, а не мое. А что, в сущности, есть истина? Истина такова, какой ты ее подашь. – Он закурил. – Монахи были свидетелями странного и страшного дела. Они видели, как я принял свой Аспект и владел Атрибутом. Они видели, как Мара сделал то же самое – здесь, в этом монастыре, где мы возродили принцип ахимса.
Они знают, что бог может делать такие вещи, не неся кармического груза, но шок был силен, и впечатление было живым. И будет конечное сожжение. И во время этого сожжения та басня, что я рассказал вам, должна стать истиной в их умах.
– Каким образом? – спросила Ратри.
– Именно в эту ночь, в этот час, – сказал Яма, – когда образ огненного акта тревожит их мысли и сознание, новая истина должна быть выкована и укреплена вместо… Сэм, ты достаточно долго отдыхал. Теперь ты должен сделать это дело. Произнеси им проповедь. Ты должен воззвать к их самым благородным чувствам и высшим качествам духа, которые делают человека предметом божественного вмешательства. Ратри и я объединим силы, и родится новая правда.
Сэм дернулся и опустил глаза.
– Не знаю, смогу ли. Это было так давно…
– Будда всегда Будда, Сэм. Вытащи что-нибудь из своих прежних притч.
У тебя есть минут пятнадцать.
Сэм протянул руку.
– Дай мне табаку и бумаги. – Он взял кисет и скрутил сигарету. Огонька… Спасибо. – Он глубоко затянулся и закашлялся. – Я устал врать им, – сказал он наконец. – Наверное, так.
– Врать? – переспросил Яма. – А кто тебя просит врать? Выдай им Нагорную Проповедь, если хочешь, или что-нибудь из «Илиады», мне все равно, что ты скажешь. Просто расшевели их немного, погладь слегка, вот и все, что я прошу.
– А потом что?
– Потом? Потом я займусь спасением их… и нас!
Сэм медленно кивнул.
– Ну, если ты так ставишь вопрос… Только я не вполне в форме для таких штук. Конечно, я найду парочку истин, подпущу благочестия… Но мне потребуется двадцать минут.
– Ладно, пусть двадцать. А потом будем складываться. Завтра едем в Кейпур.
– Так рано? – спросил Тэк.
Яма покачал головой.
– Так поздно, – сказал он.
***
Монахи сидели на полу в трапезной. Столы были сдвинуты к стенам.
Насекомые исчезли. Снаружи продолжался дождь.
Великодушный Сэм, Просвещенный, вошел и сел перед монахами.
Вошла Ратри в одежде буддийской монахини и в вуали.
Яма и Ратри прошли в конец комнаты и сели на пол. Где-то слушал и Тэк.