Как-то, возвратившись ночью из театра и позабыв дома ключ, супруги долго и безрезультатно звонили. Потом Протокотов догадался позвонить четырнадцать раз.
За дверью зашуршали валенками.
— Кто там? — встревоженно спросил Силантий.
— Это я. Откройте, дядя!
— Кто таков? — закричал Силантий нечеловеческим голосом.
— Да я же, дядя, я — Михаил.
— Без управдома не пущу! — пискнул дядя.
— Пустите, ч-черт!..
Дверь не открывалась.
Протокотов пытался высадить дверь плечом. Засов и штанга трещали, но не сдавались.
Протокотов стал колотить в дверь руками и ногами.
— Караул! — запел Силантий Арнольдыч.
Собрались жильцы. Пришлось сходить за управдомом.
Дяде просунули под дверь управдомово удостоверение, и только после этого дверь отворилась.
Целый день Силантий Арнольдыч таскал вещи обратно на Плющиху. Таскал сам, надрываясь под тяжестью облезших этажерок и винтовых табуретов.
Останавливаясь на лестнице отдохнуть, он снимал старомодное золотое пенсне и испуганно мигал серенькими ресницами.
1928
Беспокойная ночь
Давненько Обуялов не пребывал в таком блеске. Смоченные вежеталем волосы аккуратно лежали по обе стороны пробора, на свежевыбритых щечках виднелись синеватые следы пудры, в жилет ниспадал галстук, напоминающий по цвету весеннее небо, покрытое звездами, а выутюженные брюки были тверды, как картон.
Обуялов спешил на вечеринку к Мэри Пароконской. Там, на четырех квадратных саженях жилой площади, Обялова ожидали напитки, собутыльники, очаровательные собутыльницы, недавно привезенный из-за границы карманный патефон «Гигант» и танцы, танцы, танцы.
Мужчины давали по трешнице и по две «единицы». Дам можно было приводить бесплатно.
«Сперва позвоню Пароконской, — раздумывал Обуялов, осторожно подвигаясь по мокрому тротуару, — спрошу, какого вина купить. Кстати узнаю, стоит ли заезжать за Ниночкой».
Обуялов посмотрел на часы.
— Черт возьми! Без десяти одиннадцать. Ах, я дурак! Сейчас закроют ночные магазины, и я погиб.
Обуялов рысью побежал к ярко освещенному магазину «Коммунар».
Магазин был еще открыт. Продавцы отпускали товары последним покупателям. Обуялов облегченно вздохнул.
«Сейчас позвоню», — решил он и залез в будку телефона-автомата, расположенную недалеко от кассы.
На станции долго не отвечали. Обуялов нетерпеливо дергал телефонную вилку и топтался в будке, как конь.
Торговля между тем окончилась, продавцы снимали с рук кожаные раструбы. Кассирша подсчитывала выручку. Потушили лишний свет. В магазине сразу стало просторно и почему-то особенно сильно запахло колбасой. Прошло еще несколько минут. Кассирша закончила подсчет. Продавцы разошлись по домам.
— Закрывать, что ли? — спросил сторож, появляясь в дверях.
— Сейчас иду.
И кассирша, распрямив спину после трудового дня, вышла на улицу.
В это время Обуялов, облокотившись на телефонную коробку и изящно изогнувшись, мурлыкал:
— Вы прелестны, Мэри, я чувствую это на расстоянии… Алло!.. Да, да… Что?.. Уже собираются?.. Мало вина?.. Что вы говорите?.. Да, да… Хорошо. Я куплю. И две бутылки водки? Ладно… Видите, какой я хитрый — успел попасть в магазин. И хлеба купить? Пожалуйста, пожалуйста… Алло! Но в таком случае я со всеми этими покупками не смогу съездить за Ниночкой… Да… Что? Лапин съездит? Великолепно. Ну, хорошо, пока… Что? Ладно, ладно… Ну, пока. Что? Только что пришла?.. Алло… Я чувствую на расстоянии, что она, по обыкновению, прелестна. Ну, пока. Что? Вы ревну… А? Хи-хи… Ну, пока. Ладно, ладно. Хорошо. Через десять, самое позднее через пятнадцать минут я у вас… Ну, пока. Мчусь. Мчусь… А? Никто не хочет ехать за Ниночкой… Алло… Передайте им, что они свиньи. Я заеду сам. Ну, пока. Самое позднее через двадцать пять минут я с Ниночкой у вас.