Девушка поставила тарелку на стол и присела. Не приступая к еде, она начала что-то говорить «спецназовцу». Лицо её внешне оставалось бесстрастным, но с губ срывалась весьма эмоциональная речь. По тому, как мрачнело лицо «спецназовца», а его выражение принимало гримасу необходимой покорности, я догадался, что речь шла о личном. Он слушал её и изредка отбивался короткими рубленными фразами. Чернявый «мачо», тем временем, сидел с невозмутимо-отстранённым видом и в разговор не вступал. Он даже не принимал участие в трапезе – я не заметил на столе перед ним никакой тарелки.
«Вот пижон! – снова не без зависти подумал я. – Наверное, не ест после шести и ходит в спортивный зал!»
Девушка подцепила вилкой какой-то кусок и стала торопливо его прожёвывать, пока «спецназовец» ей коротко отвечал. После очередной такой фразы она вдруг решительно положила вилку на стол, гордо выпрямила спину и…
– Да что ты такое говоришь! – вдруг долетела до моего уха русская речь с умильным налётом провинциального, изрядно удалённого от Москвы, говорка. – Да как ты такое вообще подумать мог! Хорошо, что Поль нас не понимает…
Девушка мигом осеклась, сообразив, что потеряла контроль над собой и что говорит слишком громко. Она украдкой посмотрела по сторонам, дабы убедиться, что речь её не всполошила соседей, а затем продолжила выражаться приглушённым тоном. Эти двое опять превратились для меня в говорящих рыб.
Но мне хватило и услышанного. «Девушка оказывается своя, русская, – радовался я, сам пока не зная, чему. С иностранками знакомиться легче, лишь бы они на примитивном бытовом уровне умели говорить по-английски. На отдыхе они расслаблены, не у себя дома, поэтому обвинениями в харрасменте не грешат. С русскими девушками посложнее. Им на экзотическом курорте с соотечественником роман крутить чести не делает, похвастать нечем будет, да и хвост ненужный на родину тащить зачем, особенно, если оба из Москвы или откуда-то поблизости. Обещаниями расстаться навеки, данными на трапе самолёта, тут не отделаешься, долгими промозглыми вечерами вспомнятся жаркие тропические ночи и тело с душой запросят продолжения, а это чревато.
«Так, – стала складываться мозаика в моей голове. – Значит этого «мачо» зовут Поль. А раз он не понимает, о чём они говорят, он – нерусский, к бабке не ходи. Тогда, что он с ними делает в одной компании? Парень, похожий на спецназовца, понятное дело, тоже наш человек, русскоязычный. А девушке он кто? Муж, бойфренд, брат или случайный ухажёр, только более скорый на первый контакт, нежели я? Хотя нет, они разговаривают так, что случайностью тут и не пахнет, они явно знают друг друга не первый день».
–Паш, ну ты пойми… – девушка опять повысила тон и в голосе её слышалась мольба, но окончание фразы утонуло во внезапно грянувшей живой музыке. Играло трио гитаристов. Ланкийцы были в пончо, в настоящих сомбреро и легко сошли бы за истинных мексиканцев, не будь они на порядок смуглее оных. Но пели они великолепно, пронзительно и с характерной латиноамериканской хрипотцой. Я даже засмотрелся на них, заслушался и вернулся к своим героям только, когда певцы остановились у их столика, выстроились в ряд перед девушкой и вдохновенно заиграли зажигательную мелодию «Бамболео». Она повернулась к ним и стала слушать их с улыбкой на лице и задорным блеском в глазах. Девушка настолько увлеклась, что уже пританцовывала, сидя на стуле, её голова и плечи двигались в такт мелодии, а губы повторяли «бамболео, бамболеа» при каждом припеве. Я смотрел на неё и нескромные желания овладевали мной всё больше. Мне уже не хотелось никуда ехать, я готов был всё отменить и остаться в отеле, чтобы на пляже и в ресторане украдкой подглядывать за ней, раз она несвободна. А то и познакомиться, наконец, не взирая на перспективу с трагическими для меня последствиями выяснять отношения и меряться силой со «спецназовцем» Павлом или Пашей, как она его называла.
Песня закончилась, девушка зааплодировала и её порыв подхватил весь зал, включая меня. Певцы, необычайно польщённые, с энтузиазмом раскланивались во все стороны, но не уходили. Девушка сделала движение, словно собиралась поискать дамскую сумочку, но у неё при себе был только мобильный телефон. Она виновато посмотрела на своих спутников, и Павел среагировал мгновенно. Из нагрудного кармана рубашки он достал тонкую, сложенную вдвое, пачку купюр и протянул музыкантам банкноту в пять тысяч рупий (тридцать – тридцать пять долларов, прикинул я в уме). Они не ожидали такой щедрости и с ошарашенным видом приняли вознаграждение. Потом стали опять бурно раскланиваться и собирались было затянуть ещё одну песню, но Павел кивком головы дал понять, что их концерт окончен. Музыканты, словно боясь, что Павел передумает и заменит одну купюру на другую, более мелкого достоинства, поспешили перейти к группе пожилых немцев. Они сидели неподалёку за несколькими сдвинутыми столиками и довольно шумно галдели. По залу загуляло бойкое «Воларе, о-о, кантаре, о-о-о-о!» Это лишило меня возможности слышать даже обрывки фраз, которыми обменивались девушка и Павел, зато немцы малость попритихли. Они внимали песне с открытыми лицами абсолютно счастливых людей, уже обеспечивших себе место в райских кущах на веки вечные. Это умиляло и бесило одновременно. Бесило от того, что я никак не мог представить на их месте своих покойных родителей в весёлой и довольной жизнью компании других русских пенсионеров, странствующих по миру. В обществе себя любимого, да, мог, а по-отдельности, нет. Максимум, на что хватало моей фантазии – это вспоминать их на дачном участке или в интерьерах заурядной советской квартиры.
Я заметил, как девушка поблагодарила Павла, нежно коснувшись своими длинными пальцами его предплечья и шепнула что-то наподобие «спасибо». По всему было видно, что их связывает нечто большее, чем просто курортное знакомство. А вот что здесь делал Поль? Этот якобы мачо хоть и улыбался, и вальяжно аплодировал исполнителям, но даже бровью не повёл, когда настала пора помочь девушке отблагодарить их за песню.
«Нет, мне, всё-таки, надо ехать, – я вознамерился поставить точку в своих терзаниях. – Ничего мне тут не светит. Странная какая-то троица, прямо любовный треугольник. Павел, конечно, молодец, а вот Поль – просто жмот, пришедший на готовенькое. Как пить дать – европеец или англосакс из Британии, США или Австралии, таких здесь пруд пруди».
Чтобы подкрепить свои намерения действием, я решительно встал из-за стола и направился к выходу. Но не смог отказать себе в слабости пройти мимо их столика. Когда я поравнялся с ним девушка разговаривала с Полем по-английски, а Павел с деланым равнодушным видом ковырял вилкой в своей тарелке. Мужчины не обратили на меня никакого внимания, а вот девушка, украдкой кинула на меня мимолётный взгляд, как мне показалось, исполненный женского интереса. Так смотрят, когда не прочь познакомиться поближе. Ввергающий в безумства, тонкий цветочный аромат духов исходил от её волос, изящной шеи и соблазнительных, скрытых под платьем, плеч. Он начисто лишил меня разума. Если бы не ноги, которым ранее был дан приказ на выход, я мог наделать много глупостей. Когда я очнулся от наваждения, я уже стоял в ночи, под потрясающе красивым небом с мириадами звёзд. Освежающий морской бриз мгновенно выдул из меня всю дурь.
«Какой же ты идиот! – увещевал меня здравый смысл. – Иди в номер, закройся и спи. Завтра рано вставать, машина придёт за тобой в шесть утра, впереди долгий день в разъездах и экскурсиях, сам так захотел. За завтраком ты её не увидишь, ты к тому времени будешь уже далеко. Когда она проснётся и пойдёт в ресторан, вся такая томная, с телом, от которого будет веять ещё не остывшим жаром любовных утех в компании с Павлом, с Полем, а может, с ними двумя сразу, – рисовало моё болезненное воображение эротические картины, одна другой смачнее, – ты позабудешь о ней, новые впечатления – новая любовь».
«Но, боже, как она посмотрела на меня! – не давала покоя навязчивая идея про намеренно брошенный взгляд. – А может она всем так делает глазки?..»