– Ничего, Лин, вытирайся скорее, – сказала госпожа Ма-старшая, желая ободрить девочку.
– Ничего страшного, Лин, – утешала ее тетя Ма.
Поняв наконец, что ее не собираются бить, девчушка указала на передник и, плача, затараторила: «Он у меня новый, совсем новый», как будто это было важнее всего. А может, она сказала так, чтобы смягчить гнев матери. Мать не сердилась, однако ни разу не улыбнулась.
– Ты не ушиблась?
Лин почувствовала себя увереннее и затараторила:
– Я не ушиблась, я хорошо стояла, это вода, вода толкнула Лин, бух! – Она рассмеялась, а за нею все остальные. Мать взяла ее на руки.
Ин спрятался, подождал, пока мать войдет в комнату, и, потянув за рукав тетю Ма, захихикал. Штанишки его были наполовину мокрые.
Госпожа Ма-старшая похвалила дождь, а Лао Ли вспомнил деревню:
– Да, дождь хороший, только бахчевым он вредит, особенно корда прольется на разогретое поле.
Госпожа Ма-старшая была уверена, что бахчевые сажают не в поле, а на огороде, но, чтобы не проявить своего невежества, смолчала. Лао Ли вспомнились сельские картины: все развезло, грязь, но красиво. После дождя, когда садится солнце, легко поймать стрекозу – стоит только протянуть руку. Ему захотелось подышать свежим воздухом. Сходить бы с сыном к Западным воротам, но Ин с тетей Ма охотился за улитками. Госпожа Ма-младшая была без чулок, в резиновых сапожках, не доходивших до колен. Солнце играло с капельками воды на окнах и в ее волосах, и она напоминала мадонну с европейских картин. Ни Ма-младшая, ни Ин не боялись солнца и, пригнувшись, медленно шли вдоль стены в поисках улиток. Госпожа Ма-старшая ушла к себе. Осмелев, Лао Ли стал рассматривать госпожу Ma-младшую, ее белые коленки, волосы и сверкающие в них капельки дождя. В его сердце картины сельской жизни и молодая женщина слились воедино: ясность, красота, свежесть, покой и естественность. Вот она, поэзия!
Выбежала Лин, уже переодетая, и, потянув отца за руку, крикнула брату:
– Ин, дай мне улитку.
Мальчик не ответил. Лин посмотрела на ноги отца:
– Па! У тебя туфли мокрые!
А Лао Ли и не заметил; он улыбнулся и пошел в комнату сменить туфли.
3
Воды во дворе становилось все меньше, ветер затих, от земли шел пар. Цикады трещали так, что звенело в ушах. В доме противно пахло сыростью й навозом, как на мельнице в дождливый день; Лао Ли хотел прогуляться, но на улице было очень грязно. Дети снова зашлепали по воде – они увидели Дина Второго и бросились ему навстречу, схватили за руки. Ботинки у него в комьях глины, старая рубашка, забрызганная грязью, прилипла к телу, драная соломенная шляпа вымокла насквозь, и от нее шел пар. Дин ворвался в комнату с видом богача, только что искупавшегося в море.
– Господин Ли! Господин Ли! – не снимая шляпы и не вытирая ног, закричал он. – Тяньчжэнь вернулся! Вернулся Тяньчжэнь! Чжан Дагэ послал за тобой. – Радость так и распирала Дина. Из его туфель бежала вода, растекаясь озером по полу.
Но Лао Ли почему-то остался равнодушен, будто эта новость была не такой уж важной.
– Пойдемте, господин Ли, воды уже меньше! – уговаривал Дин.
– Сейчас пойдем, – согласился Лао Ли.
– Дядя, ты говоришь, воды меньше? – закричал Ин. – А посмотри, какая лужа! – И он указал на пол.
– О! Я просто не выбирал дороги, шел напрямик: «хлюп, хлюп»! – Дин был очень доволен – он чувствовал себя героем.
Ин так и загорелся:
– Дядя, возьми меня с собой, я хочу походить по лужам босиком!
– Сегодня нельзя, у Дина есть дело, ему нужно найти Сяо Чжао. – Дину было неловко отказывать мальчику, поэтому он назвал себя просто «Дином», а не дядей.
Ин надулся.
– Зачем тебе Сяо Чжао? – спросил Лао Ли.