Мы выступим на рассвете...
- Вдоль горного хребта? - спросил Осторожный Олень.
- Если искать место для постоянного лагеря, то да. Горы всегда обеспечивали надежную защиту для нашего народа.
- Так ты считаешь, что здесь небезопасно?
Тревис пожал плечами.
- В этом мире я путешествовал только один день. Никого кроме животных не видел, но думаю, это вовсе не означает отсутствие врагов. Планета была среди кассет, что мы привезли с другого мира, а значит, ее знали те, кто когда-то путешествовал от звезды к звезде, как мы по дорогам от племени к племени. Если путь к этому миру оказался записан на кассету, то для этого была причина, неизвестная нам. И эта причина до сих пор остается важной.
- И все же это было так давно, - задумчиво произнес Осторожный Олень. - Что это за причина, способная пережить века?
Тревис припомнил два чужих мира из прошлого. Один представлял собой пустыню, обитаемую странными зверьми - или, может, они когда-то были разумными? - которые толпами появлялись в ночи из песчаных нор и нападали на звездолет. Второй мир - с руинами колоссального города, погребенными под пышной растительностью джунглей. Это там он сделал духовые трубки из нержавеющего металла в качестве подарка для крохотных крылатых людей - да и были ли они людьми? И там, и тут все это были остатки древней галактической империи.
- Трудно судить о чужих мирах, - ответил он серьезно. - Тем более, об империи таких масштабов. Если нам кто-нибудь встретится, мы должны проявлять осторожность. Но первым делом, конечно, надо найти подходящее место для лагеря.
- Да, возврата домой для нас нет, - заявил Осторожный Олень.
- Почему ты так думаешь? Ведь не исключено, что за нами прилетят...
Собеседник заглянул ему в глаза.
- Когда ты жил в снах, кем ты был?
- Воином: набеги... жизнь...
- А я... я был с го'нди, - отозвался Осторожный Олень.
- Но...
- Ведь бледнолицые уверяли нас, что подобная власть - власть вождя не существует?! Да, пинда-лик-о-йи много болтают, бледнолицые вечно заняты, уткнулись в свои инструменты, машины, и не способны глаз оторвать и посмотреть на окружающее. А тех, кто думает по-другому, чьи достоинства нельзя измерить привычными рамками, тех называют глупыми мечтателями. Но не все бледнолицые так считают, Тревис. Например, доктор Эш, он понемногу начинал прозревать.
Может быть, и я все еще стою на середине лестницы в прошлое, но я уверен в одном: для нас обратной дороги нет. Наступит время, когда из семени прошлого прорастет что-то новое, и я верю: ты заслуживаешь стать наставником юности, этого нового. И прошу тебя, возьми Цуая, а в следующий раз - Льюпа. Ибо молодым, кто как тростник гнется по ветру слов, нужно дать твердую опору.
Тревис вновь почувствовал ожесточенную борьбу в себе. Борьбу между его культурой и диким инстинктом, так же как мысли и образы, заложенные редаксом, воевали в нем с представшей перед ними реальностью. Но теперь он чувствовал себя гораздо уверенней, чем в ночь первого пробуждения, и больше доверял своим ощущениям. Он знал также, что никто из апачей не признает в себе силу го'нди, власти духа, известную одним лишь великим вождям, если только она действительно не гнездится в его груди. Может, эта власть и была химерой снов о прошлом, но ее влияние неоспоримо здесь и сейчас. Тревис не сомневался, что Осторожный Олень безоговорочно верил в свои слова, и эта вера передавалась другим.
- Это росток мудрости, нантан...
Осторожный Олень тяжело покачал головой.
- Нет, я не нантан, не вождь. Ты мне льстишь. Но я уверен в некоторых вещах. Ты тоже способен верить в то, что у тебя внутри, мой младший брат.