Это неожиданное заявление вдруг отрезвило меня. Все мои тайные надежды, подогретые болтовней хозяйки гостиницы, развеялись в единый миг.
– А у господина студента хорошее кимоно! – заметила пожилая женщина, пристально меня разглядывая.
– Пестрый узор в точности как на кимоно у моего Тамидзи. Да, уж верно, совсем такой, и нечего тут,– заспорила она с другими женщинами.
– У меня на родине остался сынок, ходит в школу,– принялась она рассказывать.– Вот он мне и вспомнился. Кимоно у него вроде вашего. В теперешнее время даже материя конгасури стоит дорого. Ну просто беда!
– А где он учится?
– В пятом классе начальной школы.
– А-а, уже пятиклассник, вот как!
– Посещает школу в Кофу. Мы уже давненько живем на острове Осима, но родина наша – Кофу в провинции Каи. [6] Когда я часок отдохнул, мой дорожный товарищ повел меня в другую гостиницу. Я-то думал, что остановлюсь имеете со всеми в их захудалой ночлежке.
Спустились вниз по обрывистой дороге, по каменным ступеням, и перешли по мосту через струившийся потоком горячий источник. Напротив моста раскинулся сад гостиницы.
Я пошел купаться. Мой спутник погрузился в воду вслед за мной.
Он начал рассказывать мне о своей жизни. Ему было двадцать четыре года. С женой его уже дважды случалась беда: выкидыш, потом преждевременные роды. Ребенок помер… Мой новый знакомый носил куртку с гербом гостиницы в Нагаоке, вот почему я принял его за тамошнего жителя. Судя по наружности и манере говорить, он был человеком не чуждым образования. Я вообразил, что он из прихоти путешествует по горам или, может быть влюбившись в бродячую артистку, следует за ней с поклажей.
После купанья я сразу же пообедал. Мы вышли из Югасимы в восемь часов утра, а было уже три. Спустившись в сад, мой спутник поднял глаза на меня и крикнул:
– До свиданья!
– Купите на это что-нибудь… хотя бы немного хурмы. Прошу извинить, что передаю так небрежно…– И я бросил ему сверток с деньгами.
Попутчик мой хотел было отказаться, но бумажный сверток упал прямо на землю. Он вернулся, поднял его и кинул мне обратно.
– Пожалуйста, не надо этого.
Сверток упал на соломенный навес. Я снова бросил его вниз, и на этот раз подарок был принят.
К вечеру полил сильный дождь. Горы побелели и, потеряв глубину, стали плоскими. В речке громко зашумели бурые, мутные воды. «Бродячие артисты с танцовщицей ни за что не придут в такой ливень»,– думал я. Мне не сиделось на месте. Я несколько раз ходил купаться. В комнате было темно. Единственная лампочка свешивалась с перекладины фусума над квадратным отверстием и освещала сразу две комнаты.
– Тон-тон-тон! – сквозь шум сильного дождя откуда-то еле слышно донесся стук барабана. Я так рванул ставни, что едва не выломал их, и высунулся наружу. В лицо мне ударил порывистый ветер с дождем. Я закрыл глаза, весь превратившись в слух. Куда движется барабан, уж не сюда ли? Вскоре послышались звуки сямисэна, протяжные выкрики женщин, оживленный смех.
«Значит, бродячих артистов пригласили в ресторанчик на другой стороне улицы, как раз напротив гостиницы»,– понял я. Можно было различить голоса мужчин и женщин. Я все еще надеялся, что ужин скоро кончится и артисты придут ко мне. Но пирушка, как видно, вышла из границ обычного веселья и грозила обратиться в шумную попойку. Время от времени звонкий возглас женщины молнией пронзал тишину.
Я сидел, весь напрягшись в нервном ожидании перед рапахнутыми ставнями. Каждый раз, когда до меня доносился стук барабана, я невольно переводил дыхание: на сердце становилось легче.
«А-а, значит, танцовщица все еще сидит с гостями. Сидит и бьет в барабан».
Но как невыносимо тягостно, когда барабан затихает! Шум дождя погружал меня в бездонную пучину.