Для нас это совсем нетрудно.
- Но почему вы этого не делаете?!
- Так ведь ты не разрешал этого никому, кроме меня, Посланник Богини. Ты приказал мне защищать Нефтис. И больше никому и ничего. Дравиг никогда не позволит себе изменить твоих приказов.
В словах Шабра явно звучало ехидство. Но к кому оно относилось - к Дравигу, слишком буквально воспринявшему указание, или к правителю, не подумавшему ни о ком, кроме начальницы своей стражи, Найл разбираться не стал. Куда важнее исправить положение, пока не стало слишком поздно.
Спустя несколько минут колонны двуногих и восьмилапых перемешались, став единым целым. И хотя пауки и люди относились друг к другу с некоторой настороженностью, пользу перестроение принесло всем, причем немедленно: первой добычи крылатым хищникам хватило ненадолго, они снова бросились в атаку... Через минуту почти каждый из пауков обрел свой обед.
Найл ощутил, как разом спало среди путешественников напряжение: люди перестали ежеминутно ожидать гибели, а смертоносцы немного подкрепились. Правда, от дневного привала пришлось отказаться - крылатые твари все равно не дадут ни водорослей собрать, ни к воде спуститься, ни хоть ненадолго отойти в сторонку. Впрочем, теперь походная колонна двигалась неторопливо, и от усталости никто не падал.
С приходом сумерек стрекозы исчезли. Двуногие и восьмилапые опять разошлись на две группы - смертоносцы окружили своих паучих, а люди спустились к воде.
Правитель торопливо прошел до конца колонны, выискивая глазами знакомые лица. Вроде все живы. На душе стало немного легче, отчего Найл ощутил укол совести - ведь все равно погибло много людей, и каждый из съеденных был чьим-то другом, чьим-то любимым. Точнее, чьей-то, ведь абсолютное большинство путников - женщины.
- Ты доволен, Найл? - услышал правитель хмурый вопрос Симеона. - На сегодня нас осталось ровно половина. Хотя "неголосующих граждан" ты наверняка не считал. Тогда получается, сгинул почти каждый третий. Нужно было тащиться в такую даль, чтобы принять смерть? Ты мог попросить смертоносцев перебить нас прямо в городе.
- Смертей больше не будет, Симеон. - Правитель подошел к коляске, в которой сидел медик, положил руку на поручни. - Теперь мы пойдем в смешанном строю, и пауки не позволят стрекозам...
- Кого ты хочешь обмануть, Найл? - перебил медик, поморщившись, расправил плечи, встал, спустился на горячий песок. - Ведь мы приближаемся к Дельте.
- Ну и что? - пожал плечами правитель. - У нас вдосталь воды и пищи, мы можем никуда не торопиться и набраться сил. В конце концов, мы с тобой уже бывали в гостях у Великой Богини и остались целы и невредимы.
- Невредимы остались только мы - двое из семерых, Найл, и только благодаря тому, что у нас были жнецы. А чем ты собираешься отбиваться сейчас? - Симеон привстал на цыпочки и позвал: - Завитра! Подай мой нож.
Через минуту молоденькая девчушка в темной тунике прибежала с большим мачете в руках. Лицо ее показалось Найлу знакомым.
- Надеюсь, Симеон, из твоих попутчиц никто не пострадал? - спросил он медика.
- Понесло же меня... - буркнул, подпоясываясь, тот. - Как я только мог поверить Мерлью? По мозгам и наука.
Из тяжелых мыслей медика Найл понял, что две из пяти отправившихся с ним девушек остались лежать в песках. А еще узнал, чем сманила принцесса Симеона.
Она обещала ему бессмертие!
В компании бунтовщиков, устроивших смерто-носцам несколько кровавых дней, Симеон оказался самым старшим. Штатному медику слуг бомбардиров уже тогда перевалило за тридцать, и за глаза все звали его стариком.