– А можно, я отдам тебя турку, – сказал я, – они очень любвеобильные.
– Попробуй, – сказала Маша.
И мы начали искать турков. Молодые турки очень веселились, слыша наше предложение, шутили, готовы были взять Машу на одну ночь, но у каждого оказалась любимая девушка-турчанка и никто не был готов променять ее на Машу.
– Раз ты не можешь меня отдать, – сказала Маша, – поеду с тобой в Москву, будет у тебя две жены.
– Ты что, с ума сошла? – закричал я, – я совершенно не собираюсь брать тебя в жены – у меня есть моя любимая жена! Наш роман кончился, расстаемся.
– Не сердись, – сказала Маша.
В этот день мы больше не встретили одиноких мужчин. Мы вернулись в лагерь, вкусно поужинали блинами с сыром и сидели в обнимку под звездами. Я уже выучил много созвездий, и радовался как ребенок, когда показывал их Маше.
– Может быть, ты не из моря, а с неба? – сказал я, – свалилась мне на голову.
– Да, я инопланетянка, – сказала Маша, – прилетела из другой галактики, изучаю вашу цивилизацию.
– Ты можешь хоть раз что-нибудь серьезное о себе сказать?
– Могу, – сказала Маша, – я колдунья, и я тебя заколдовала, чтобы ты погубил свою жизнь.
– Расколдуй меня, – попросил я, – пожа-алуйста.
– Я пошутила, – сказала Маша, – я не умею колдовать, это ты, дурень, сам все придумал – и сам испортил свою жизнь
Я потащил Машу в палатку. Раз я испортил свою жизнь, остается только любить Машу и плакать. Мы занимались сексом, и я плакал. Плакал о своей погубленной жизни, плакал, потому что скучал по жене, скучал по ребенку, скучал по работе. Очень скучал. До слез скучал. И еще мне безумно надоела Турция. И море. И Маша мне тоже надоела. Обнявшись, мы заснули.
На следующее утро мы продолжили поиски одиноких мужчин. К вечеру увидели мужчину, лет 40, с животиком, дебильноватой наружности. Он только что пришел в кемпинг, спустившись с гор, и пил пиво. Мы подсели поговорить.
– Один иду по горам, – сказал мужчина.
– Ты женат?
– Был женат, но жена меня бросила. Сказала, что я никчёмный человек.
– И как же ты?
– Да так, помаленьку, неделю уже брожу, еще две похожу и забуду.
– А как ты без женщины обходишься? – решился спросить я.
Мужик не обиделся.
– Плохо обхожусь, – сказал он, – сам виноват, пить надо меньше, – и он открыл следующую бутылку пива.
Я посмотрел на Машу. Мне было ее безумно жалко. Но я не мог оставаться в Турции больше ни дня.
– Можно я тебя отдам ему? – шепнул я Маше
– Можно, – ответила Маша
– Давай я уйду, а ты его соблазнишь? Это совсем несложно.
– Нет, – сказала Маша, – как ты меня взял, так и отдай. Ты должен с ним договориться.
Я сказал мужику:
– Эту девушку зовут Маша, она не моя девушка, мы случайно встретились. Ты ей понравился. Хочешь, она пойдет с тобой?
– Правда что-ли? – поразился мужик, – я правда ей понравился?
– Да, – сказал я и строго посмотрел на Машу, чтобы она подтвердила.
Маша кивнула и тихо сказала:
– Ты мне нравишься.
Мужик ухмыльнулся:
– Прикольные вы ребята, но я не могу – о женщине заботиться нужно…
Я ужасно испугался, что и этот шанс уплывет из рук.
– Я дам тебе денег, – закричал я, вынимая из кармана последние оставшиеся лиры, – ты не будешь ее кормить на свои.
– Да нет, что ты, – ответил мужик, – я человек серьезный, так просто девушку взять не могу. Вот если пить перестану, если влюблюсь, тогда другое дело. А поматросил и бросил – это не для меня.
Я поверил мужику. Подумал, что он лучше меня – правильнее мыслит. Я взял Машу за руку и повел ее вместе оплакивать мою погубленную жизнь.
– Тогда я просто уеду и оставлю тебя здесь, – сказал я, – собственно говоря, я не обязан искать для тебя мужчину. Моя жизнь – это моя жизнь. Твоя жизнь – это твоя жизнь. Я уезжаю, а ты как-нибудь устраивайся.
– Так не пойдет, – сказала Маша. – Но есть еще один выход. Ты можешь не отдавать меня, а убить.
– ????
– Пойдем, – сказала Маша и повела меня в горы.
Она привела меня на гору Химеру. У нижних огней располагался разрушенный античный Храм.
– Это языческий Храм, – сказала Маша, – с этой стены бросали жертвы – прямо в огонь – задабривали огненных чудовищ.
Мы залезли на чудом сохранившуюся стену – она располагалась прямо над выходом основного подземного огня. Маша взяла ветку. Она бросила ее со стены, и ветка угодила прямо в огонь – вспыхнула и сгорела.
– Если хочешь спастись, принеси меня в жертву, – сказала Маша, – столкни с этой стены.
Я как сумасшедший смотрел на нее и вращал глазами.
– Столкни, – сказала Маша, – это не страшно. Полиция подумает, что я сама залезла, не удержалась и упала.
И Маша подошла к самому краю. Она стояла крепко, уверенно, со своим вечно серьезным лицом и смотрела в пространство. Худенькая и некрасивая. Столкнуть ее было очень просто. Она стояла крепко, но у самого края… маленький толчок в плечо…
Я взял ее за руку, крепко сжал и повел вниз. Когда мы вернулись к палатке, я ни слова не говоря залез внутрь, завернулся в спальник и пролежал весь оставшийся день, не сказал ей ни слова. Ночью мы не обнимались, я спал лицом к стенке. Утром я продолжал лежать и молчать. Маша тоже не вставала и очень тихо беззвучно дышала сзади. И хотя я не видел и не слышал ее, мне казалось, что она заполняет всю палатку.
Маша сказала:
– Давай поплывем в море. И будем плыть весь день. Пока один из нас не утонет. Тогда другой вернется.
– Ты плаваешь лучше – утону я.
– Может быть, тебе повезет.
– Не надо, – сказал я, – видимо, наша судьба – жить вместе
Я, не дотрагиваясь до Маши, вылез из палатки и пошел умываться. Маша тоже вылезла и стала жарить на завтрак омлет.
Наступил декабрь. Холодало. Все чаще лил дождь. Я купил себе свитер и куртку, а Маша продолжала ходить в шортах и майке, и не мерзла, как будто она не человек, а чайка.
Море стало холодным и штормило. Я перестал купаться, но Маша плавала, как и раньше. В самый шторм она раздевалась, складывала шорты и майку на мокрую гальку и ныряла в черную волну. Напрасно я высматривал ее голову – я не видел ее за пенящимися темными волнами. В непонятной тревоге я неотрывно смотрел на море – десять минут – двадцать – сорок – пока наконец волна не выбрасывала Машу; она приземлялась на ноги и шла ко мне. Мое сердце жутко и радостно стучало, как будто это я только что избежал смертельной опасности. Маша натягивала на себя мокрые шорты и майку, я брал ее за руку и уводил вглубь берега.
Жене я больше не звонил. Я написал ей смску, что точно вернусь, но не знаю когда, и не могу ничего объяснить, что я уже в другой стране и потому искать меня бесполезно. Я постеснялся признаваться жене в любви, хотя мне этого очень хотелось. Зато я много-много раз написал, как я люблю нашего ребенка, и просил сказать ему об этом и передать, что папа скоро приедет.
На работу я позвонил, сказал, что нахожусь на лечении в другой стране, ничего страшного, но в ближайшее время работать не смогу. Еще пришлось позвонить родителям, нескольким друзьям – и всем что-то наврать.
Затем мы начали учиться зарабатывать деньги. Это оказалось не так сложно. Маша давала русским отдыхающим уроки плаванья – делать это, правда, приходилось в подогреваемом бассейне, а я собирал группы и водил их ранними темными вечерами на Химеру, показывал волшебные огни. Мне доставляло неизмеримое удовольствие рассказывать им, что древние греки верили, что увидеть огни Химеры – к несчастью, а единственный способ спастись – принести человеческую жертву, сбросив ее прямо со стены древнего храма в огонь. Мне хотелось, чтобы как можно больше людей увидели в темноте огни Химеры. Я радовался, чувствуя их испуг, и фантазировал о несчастьях, которые скоро их постигнут, и я буду не одинок в своей катастрофе.
Зарабатывали мы хорошо, и скоро смогли снять квартиру. Маша, как я обнаружил, заговорила на турецком, и даже я начал понимать отдельные слова. Я купил турецкую симку, русскую отключил и почту больше не проверял.