Дверь тяжело хлопнув проглотила светящийся прямоугольник двери, Владу был нужен свежий воздух, проветриться от сигарет и успокоить растущий гнев. Он был в корне не согласен с размышлениями Бороды, но спорить, доказывать и переубеждать кого-то было не в его привычках. Как там у Вольтера: «Ваше мнение мне глубоко враждебно, но за Ваше право его высказать. я готов пожертвовать своей жизнью». Все правильно это его мнение, его правда, и она имеет права на жизнь. Забыть. Он переключил свое внимание на светящиеся окно. Свет казался не совсем правильным, для аквариумов и террариумов. Остатками трезвого мозга он понимал, что ничего абсолютно не знает про террариумы, да и аквариум видел пару раз и то издалека. Но пьяная часть мозга уже включила Шерлока Холмса и начала искать какой-то мотив. Что-то ему казалось не правильным. Хотелось каких-то действий. Немедленно. Темнота была сплошной. Это когда в городе выходишь на улицу то темнота игрушечная, всегда где-то что-то светиться. Даже если не над тобой, то все ровно неподалёку есть свет, на который можно сориентироваться и выйти. А здесь темнота сплошная. Светятся кусками, в которых еще стоит стекло, а не фанера, окна котельной, а за ней тьма. Но Влада это уже не могло остановить. Вперед. Он смело шагнул в сторону спального корпуса, и растянулся на пожухлой траве. Матерясь сквозь зубы поднялся и ощупывая пространство перед собой руками пошел в сторону школы. Наконец-то ноги почувствовали под собой асфальт, он пошел смелее, но руки не опустил. Не доходя шагов двадцать до школы, он поднял глаза. Окна были темными, настолько темными что даже было не понятно где окно, а где стена. Все сливалось в темноте. Попрыгав на месте со словами: – «Надо меньше пить», – он повернул в сторону центральной дорожки, – «не могло же мне все привидеться». Внутренний Шерлок требовал обойти все вокруг и проверить, что здесь за этюд в багровых тонах. И тут он замер. В одном из окон спального корпуса что-то мелькнуло. Он с напряжением всмотрелся в окно и вот, да, еще раз. Еле заметная голубая вспышка отразилась от стекла изнутри и снова наступила темнота. «Сейчас мы разберемся, что за светомузыка здесь происходит, что за дискотека, почему меня не пригласили», – поговорил сам с собой Влад. Фундамент был очень высокий. Спальные корпуса напоминали старые бараки, в которых сделали ремонт и приспособили под нормальное жилье. Но он был довольно широким и выступал от стены сантиметров на десять. Алкоголь предлагал Владу разогнаться и попробовать запрыгнуть на ступеньку фундамента. Но опыт, приобретенный службой в армии и постоянными боевыми командировками, заставил его спокойно подняться на крыльцо и аккуратно перейти на фундамент. Вот такая вот победа интеллекта над грубой физической силой. Главное правило это убедить себя, что идешь не по узкой полоске, а по ровной дороге. И тогда никогда не упадешь. Он помнил это еще с детства, когда ходил по заборам. Да, он был лучший ходок по заборам на своей улице. Надо было бы это в резюме указать. Аккуратно ступая он приблизился к окну и держась за отлив одной рукой прижался к стеклу. Сначала было темно, потом стал проявляться силуэт. Нет, он не светился в прямом смысле этого слова, он просто был из другой какой-то синеватой темноты, и своей чужеродностью выделялся на темном фоне. Свою роль сыграло и то, что фигура стояла прямо около окна, повернувшись боком к Владу и их разделяла только кровать лазарета на которой лежал спящий ребенок. В склонившейся фигуре он, с изумлением рассмотрел одну из ночных нянечек. Бабульки, которые заступали на дежурства с одиннадцати вечера и уходили к семи утра. Царицы ночи в спальном корпусе. Свечение усилилась, и Влад с ужасом увидел, что из рта старухи высунулся отливающий тусклым голубым светом раздвоенный язык. Хотя это не было похоже на язык. Судя по тому как они извивались, они больше напоминали щупальца. Да точно, несколько тонких щупалец. Она склонилась почти вплотную к лицу ребенка и щупальца змейкой скользнули в рот, вовнутрь и начали пульсировать темно голубым светом. Она накланялась все ниже и ниже и вот уже ее губы коснулись губ спящего, сливаясь в каком-то извращённом подобии поцелую. Влад рефлекторно отшатнулся, ногти скрипнули по отливу, языки мелькнув, исчезли во рту старухи. Она со скоростью кошки повернулась к окну и сгусток чего-то тяжелого, мутного похожего на гной шмякнулся на стекло, как раз там, где было лицо Влада. Он дернулся и не удержавшись на узком карнизе упал вниз, спиной назад. Голова гулка ударилась об бордюр, и он потерял сознание.
Семнадцатый век. Через несколько месяцев после появления первых случаев заболевания, в Италии началось время массового вымирания горожан, время братских могил и безмерной скорби. Каждый день местные жители выносили из домов тела умерших родственников и оставляли их лежать за дверью. Прямо на улице, при всех, покойников раздевали, и лекарь осматривал тело, проверяя на наличие бубонов и чумных пятен. Если доктор констатировал смерть от чумы, то дом умершего закрывали на карантин. От городского управления приходил специальный человек и окуривал все помещение едким дымом тлеющей смолы и серы. Он, со своей жаровней, переходил из комнаты в комнату, и густой, противный дым, вероятно, выгонял из жилища большую часть блох. Под конец процедуры двери дома забивали снаружи двумя балками крест-накрест (знак чумы). Осенью Сенат усилиями некоторых умных не по времени сенаторов, издал второй декрет по поводу чумы. В этом документе напасть уже не представляется наказанием Господним за человеческие грехи, а говорилось, что это заразная болезнь.
Один из сенаторов, голосовавших за болезнь и современные методы лечения, вышел из своего дома. Если бы кто из знакомых его увидел, то был бы очень удивлен. На сенаторе был легкий кожаный плащ, перчатки, широкополая черная шляпа доктора и маска в виде клюва. Вылитый чумной доктор. Но имелось одно отличие, плащ и перчатки были более тонкой выделки и весили гораздо меньше, Маска клюв была изнутри пустой, а предназначалась, как и шляпа только для маскировки. Сенатор знал, что зараза ему не угрожает. А вот деревянная трость была гораздо тяжелее обычной палки доктора. После непродолжительной прогулки он подошел к богатому зданию и толкнул дверь. Там его должны были уже ждать. К удивлению дверь оказалась заперта, он постучал. Открывший слуга с удивлением смотрел на него.
– Марио! – обратился пришедший, – что-то случилось? Что ты так смотришь. Что-то с твоим господином?
Марио замотал головой,
– А что?
– Вы же к нему уже пришли, – было видно, как он бледнеет и капли пота выступили у него на лбу, – Господин уже там, а как же ещё один господин.
Ничего не поняв пришедший рванул по лестнице на второй этаж. Не останавливаясь вышиб дубовую дверь в комнату, как будто она была из бумаги. На кровати сидел довольно красивый молодой человек с черными вьющимися волосами и когда-то горящими глазами. Но в данный момент глаза его были пусты, слюна стекала по подбородку и оставляла пятна на белой сорочке. Он мычал, показывая куда-то рукой, наверно хотел что-то кому-то рассказать. Увидев пришедшего и его наряд, он заскулил и попытался отползти в угол. Пришедший сдернул бесполезную маску глянул янтарными глазами на слугу, который топтался у двери.
– Вызови господину дворцового лекаря, пусть осмотрят. Он знал, что это бесполезно, но надо было чем-то отвлечь и занять слуг. И придать законность случившемуся. Слуга убежал. Пришедший с жалостью глянул на того, которого знал, как веселого и умного человека, и который за несколько секунд превратился в идиота, пускающего слюни.
– Эх Винсенте, Винсенте я не успел, прости, – он подошёл к распахнутому окну задумчиво произнес, – ну и где ты, что тебя выгнало из твоей норы.
Голова болела очень сильно. Каждое легкое движение отдавалось ответным ударом, откуда-то из глубин мозга, в стенку черепа. Ему хотелось убить того, кто толкает его пытаясь разбудить. Но еще больше хотелось, чтобы этот человек ушел и не трогал его. Нет, чтобы все ушли. Но если все уйдут? То, кто же принесет воды?