Кирпичников налил третью рюмку, подержал несколько минут в руке, обозревая письменный стол. Одним глотком выпил и не поморщился, не почувствовав вкуса.
Мысль была одна: уходить в отставку и отправляться к жене и детям или всё—таки попытаться переломить ситуацию с преступностью, достучаться до власти, что уголовники вносят в жизнь горожан, да и страны в целом больше хаоса и страха, нежели продолжающаяся кровавая война.
5.
В кабинет Аркадий Аркадьевич входил с тяжёлым сердцем, не стал снимать пальто, а в одетом виде прошёл к столу и сел. Провёл рукою по зелёному сукну, покрывающую столешницу. Не прошло и года со дня назначения его начальником сыскной, то бишь теперь уголовного розыска. Хотел заняться бумагами, но не было особого желания, да и в столе никаких ценных бумаг не хранил, а из сейфа давно перевёз к себе на квартиру, где оборудовал небольшой тайник. Так, на всякий случай.
– Какие будут указания? – После приветствия произнёс Мечислав Николаевич, присаживаясь на стул. – Разрешите? – Он указал на портсигар.
– Пожалуйста.
– А вы? – Кунцевич предложил начальнику.
– Благодарю.
Мечислав Николаевич поднёс к папиросе спичку и по кабинету заструился аромат дорогого табака.
Повисло неловкое молчание.
Начальник ничего не мог сказать, потому что не видел в работе уголовного розыска какого—то смысла, а помощник, видя мучения Кирпичникова, не стал философствовать.
Через некоторое время всё—таки Мечислав Николаевич произнёс.
– Занесло меня вчера на заседание, как его громко назвали, Всероссийского съезда и послушал нашего вновь испечённого диктатора. Прямо скажу, удручающее осталось впечатление. Позёр и артист.
– Вы тоже вчера там были?
– Да, попутным ветром занесло, – скривил губы Кунцевич.
– Я, к прискорбию, госп… гражданина Керенского более минуты выдержать его кривляния на сцене не смог.
– Мне пришлось, – Мечислав Николаевич затянулся и после того, как выпустил дым, добавил, – там поприсутствовать. Но очень уж хотелось побеседовать с полковником Игнатьевым, с которым имел честь быть знакомым ещё по делу Ростовского, – помощник со злостью вдавил папиросу в пепельницу, – помните это дело?
– А как же, – начальник уголовного розыска усмехнулся, – тогда уголовное дело так сплелось с политическим.
– Да, да, именно так и было.
– Как успехи?
– Оказывается, Аркадий Аркадьевич, мы с вами ничего не понимаем в текущем историческом моменте, – Кунцевич попытался придать голосу интонации бывшего жандармского полковника, – надо мыслить шире, чем поимка каких—то уголовников.
– Куда нам? – Начальник уголовного розыска закусил губу, потом произнёс с выдохом, – мы ж с вами не метим в спасители Отечества. Это нас, как обычных мещан, освобождают от тяжести карманов.
– Аркадий Аркадьевич, вас? Вчера? – С нескрываемым удивлением спросил помощник.
– Меня, – ухмыльнулся Кирпичников, – я не выдержал высокопарности нашего верховного артиста и покинул заседание, не дожидаясь, пока публика не сорвёт голоса и не вынесет диктатора на руках. И вот подхожу к «Шпалерке», почти напротив неё меня и взяли в оборот два бандита, один без мизинца на правой руке и с оспинами на лице, второй стоял у меня за спиной и поэтому я его не видел. Пять—десять секунд, и они ушли дворами, чуть ли не через казармы Первой артиллерийской бригады.
– А вы?
– Что я? Направился домой, где пришлось в приступе раздражения ополовинить бутылку «Смирнова».
– Сколько раз вам, Аркадий Аркадьевич, я говорил, чтобы вы носили с собою пистолет.
– Мечислав Николаевич, во—первых, я не успел бы его достать, так всё быстро произошло, а во—вторых, лишился бы и пистолета.
– Один беспалый....
– Полностью без мизинца.
– Лица случаем не запомнили?
– Про оспины я говорил, ну ещё, глаза такие бегающие, блёкло—синие, словно выцвели на солнце.
– Второго, стало быть, вы не видели?
– Не видел, он стоял за спиной, дышал чесноком и водкой.
– По таким приметам нам их не найти.
– Мечислав Николаевич, я вам рассказал о печальном для меня случае не для поисков бандитов, а от того, что столица начала превращаться в разбойничье гнездо. Вновь наделённый диктаторскими полномочиями гражданин председатель, не замечает или делает вид, что не замечает творящегося в Петрограде. Разбои, слава Богу, происходят только у нас. Счастье, что волны не пошли по всему государству, хотя оно закостенелое, но не так быстро меняется, поэтому полицейские блюдут порядок и пресекают попытки превратить города и веси в бандитскую вольницу. Так—то, – Кирпичников опёрся грудью о край стола. – Кстати, вы сами сказали, что мы не понимаем ничего в текущем политическом моменте.
– Всё равно хочу побеседовать с полковником обстоятельно, а не, как вчера, на бегу. – Кунцевич барабанил пальцами по столешнице. – Сделаю попытку поговорить с ним сегодня.
– Напрасный труд, они, – Кирпичников указал пальцем вверх, – заняты больше удержанием власти в своих руках, нежели спокойствием граждан государства.
– Попытаюсь.
– Ваше право.
– Чем же нам теперь заниматься?
Вопрос, хотя и был риторическим, но имел продолжение через несколько дней.
Помощник Игнатьева поставил на стол поднос, на котором стояли два стакана с исходящим паром ароматным чаем, две рюмки, бутылку французского коньяку и тарелку с нарезанными дольками лимона, посыпанными мелким белым сахаром.
– Мечислав Николаевич, присаживайтесь, – жестом хозяина полковник указал на кресло, – вчера нам не удалось побеседовать, а ныне у меня выдался свободный час.
– Благодарю, Николай Константинович, – Кунцевич сел на предложенный стул.
– Извините за вчерашнее, но, увы, мы не всегда располагаем собою, приходится отдавать себя службе. – Разлил коньяк по рюмкам и перешёл на другую тему. – Знаете, а ведь наш Николай Александрович знает толк в коньяке, – помощник начальника уголовного розыска понял, что речь шла о бывшем монархе, – кусочек лимона, приправленный некоторым количеством сахара, это прямо—таки царская закуска, – засмеялся бывший жандармский офицер.
– Я собственно…
– Простите, что перебиваю, Мечислав Николаевич, мне не хотелось бы, чтобы между нами оставалась некоторая недоговорённость, – прикусил губу, прикидывая, сколько правды можно приоткрыть сыскному агенту, который при некоторых обстоятельствах может быть полезен, продолжил, – большевики готовили вооружённый переворот, поэтому пришлось действовать тем способом, который был выбран. Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю?
Кунцевич только кивнул головой.
– Теперь же, когда верхушка обезврежена, мы можем идти дальше и с дороги убирать излишние элементы.
– Но…
– Мечислав Николаевич, не я придумал, а наш народ, что лес рубят, щепки летят.
– Но щепками могут оказаться не только враги, но и лояльные граждане.
– Могут, – подхватил полковник, – конечно, могут, но ведь мы печёмся о благе государства, а не отдельных лиц. Вы можете сказать, что само государство и состоит из этих самых лиц. Но посудите, лучше пусть пострадает десяток, сотня, ну, даже тысяча лиц, чем вся страна. На карту поставлена жизнестойкость Отечества. Да, я говорю высокопарно, но такова истина.
– Прекрасный коньяк, – Кунцевич поставил рюмку на стол, понимая, что ничего он более не узнает. Игнатьев, недаром столько лет служил в жандармском управлении, чтобы свои мысли прятать за кучей ничего не значащих слов.
Полковник поднял бутылку и разлил по рюмкам коньяк.
– Переходите к нам на службу, Мечислав Николаевич, под моим началом создаётся новое управление по борьбе со всяким иномыслием, возглавите одно из отделений, как опытный сыщик.
– Я подумаю.
Через час Кунцевич был на Офицерской.
Аркадий Аркадьевич с утра так и не вышел из кабинета. Сыскные, а ныне уголовные сотрудники находились в комнате агентов. Жизнь в стенах отделения, казалось, замерла. Ни хождения, ни работы с документами, ни арестованных, ни допросов.