– И это все? – Кора была разочарована.
– Ты ожидал чего-то другого? – поникшим голосом спросил Джейкоба Флинт.
Кора не ответила. Ему незачем было знать, что одно из тел, о которых она ему говорила в музее, куда-то пропало.
Профессор строго посмотрел на них, и в зале снова стало тихо. В лекции со вскрытием не было ничего особенного. Аккуратные ножки умершей девушки ввели Кору в заблуждение: она не была из высшего общества. День назад она напилась пьяной и упала лицом в лужу возле пивной в Десятом районе.
Пока Кора отвлеклась на собственные мысли, профессор вскрыл грудную клетку девушки, показав студентам ее сердце и легкие. Труп еще не успел разложиться, и зловоние от него было вполне терпимым.
– Тебе неинтересно? – спросил Флинт. – Замечательный экземпляр.
Кора зевнула.
– Ему скучно, потому что он ничего не понимает, – сказал Тюфяк.
– Скука и тупость – не одно и то же, – парировала Кора. От злости волосы у нее на затылке встали дыбом.
– Вот оно что! – подхватил Свинорылый. – А скажи тогда, что сейчас показывает профессор. Как называется эта вена?
– Не стану я тебе ничего говорить.
Свинорылый захихикал:
– Конечно, откуда тебе это знать.
– Вы что-то хотели сказать, мистер Кейн? – обратил на них внимание профессор. – И вы, мистер Франклин?
– Нет, сэр. Я просто сделал замечание нашему новому гостю. Сказал ему, чтобы он вас повнимательнее слушал.
– Это верно. Если вы не хотите слушать лекцию, вам лучше уйти, мистер…
– Ли, – покраснела Кора. На нее разом уставились все сорок студентов, и ее лицо вспотело под гримом.
– Можете ли вы мне сказать, мистер Ли, – продолжал профессор, – почему вот эта vena azygos не имеет одноименной артерии возле нижней полой вены?
– Ну, так это же очевидно, – сказала Кора.
– Он не знает, профессор, – снова встрял Свинорылый. – Он не студент, а просто зашел в гости.
– Гости тоже должны внимательно слушать, – проговорил профессор.
– Не переживай, – прошептал Флинт, повернувшись к Джейкобу. – Не страшно, если не знаешь. Мы можем уйти.
Кора поднялась с места.
– У этой вены нет соответствующей артерии, профессор.
Свинорылый с Тюфяком притихли. Профессор кашлянул.
– Объясните, почему, – попросил он.
– Ее название переводится с греческого как «непарная». Это единственная вена в организме, которая не имеет соответствующей ей артерии.
– И на каком уровне она впадает в полую вену?
Студенты по-прежнему не сводили с Коры глаз.
– Это вопрос с подвохом. Есть люди, у которых она подходит к правому желудочку. Но то, что мы видим сейчас, – обычный случай: она впадает в верхнюю полую вену чуть ниже правой безымянной. Это все видят, ничего сложного.
– Блестящий ответ, – улыбнулся профессор. – Буду ждать вас на следующем занятии, мистер Ли.
– Нет уж, спасибо. К чему мне? Пускай лучше другие поучатся.
Кора села. Тюфяк и Свинорылый больше не раскрывали ртов. Через пару часов занятие закончилось. Приятели Флинта не стали их дожидаться и спешно выбежали из аудитории. Кора не возражала.
– Ты хорошо знаешь анатомию, – похвалил ее Флинт.
– Еще бы. Мне не нужны ваши лекции. Только зря время потратил. И для чего ты меня сюда позвал?
– Я думал, тебе будет интересно. Для общего развития. Откуда же мне было знать, что ты уже знаком с этой темой.
Оставив Флинта позади себя, Кора быстро сбежала со ступеней и нахлобучила на голову свою шляпу. Солнце уже садилось, у главного выхода легли их длинные тени.
– Я хожу на лекции по анатомии дольше, чем ты.
– Я понял. Почему ты мне раньше не сказал?
Кора толкнула дверь и вышла, почти захлопнув ее перед носом у своего спутника.
– А зачем?
– В этом есть своя логика. Но за тарелочкой устриц мы можем поговорить о чем-нибудь другом. – Флинт успел схватить ее за локоть. – Я хочу угостить тебя ужином в качестве компенсации за потерянное время.
Кора остановилась. Флинт держал ее за рукав.
– Угости лучше тех двух болванов.
Флинт отпустил ее руку и почесал себе шею. Признак дискомфорта. Жесты нередко выдают в нас то, о чем мы не говорим словами. Он что-то скрывал от нее.
– Да ну их. Они и правда болваны, как ты говоришь. Они мне, в общем-то, не друзья. У меня нет друзей.
«Как и у меня», – подумала Кора.
– Им и учиться-то особо не нужно, работу им родители найдут. Это они оплачивают их обучение. С такими связями, как у них, им не придется трудиться в диспансерах для бедноты. А я сам за себя плачу, поэтому и работаю по ночам.
Его объяснение было простым и понятным, но Кора чувствовала, что он что-то недоговаривает. Он как будто пытался от чего-то убежать. От нищеты? От темного прошлого? Этого она не поняла, но ей отчего-то показалось, что они с ним похожи. И первый раз за все время ей стало его жаль.
– Но мне нравится здесь учиться, – продолжал Флинт. – Анатомия доказывает, что все люди равны. И что все обратятся в прах: и богатые, и бедные. Меня это радует.
– Я хочу еще пожить.
Ее замечание вызвало у него усмешку, и Кора тоже улыбнулась.
– Так и быть, – сказала она. – С тебя две тарелки устриц. Выпивку я сам выберу, тоже за твой счет. Еще ты мне должен объяснить, что за сделка у тебя с куратором музея. Сестра сегодня что-то говорила об этом. Если не расскажешь, больше мне на глаза не попадайся. И не вздумай больше соваться на кладбище, не то я тебе второй фингал поставлю, для симметрии.
Флинт кивнул и расплылся в улыбке, как ребенок, которому первый раз в жизни дали конфету.
Глава седьмая
Они оказались на Бродвее в тот самый час, когда солнце уходило за горизонт. Это был час перемен не только в плане освещения. Разодетые денди – сынки богачей – выходили поужинать и поразвлечься. Дамы, за день обошедшие все шляпные мастерские, ателье и галантерейные лавки, садились в омнибусы и частные экипажи и разъезжались по домам, где в мраморных гостиных их ждали накрытые к ужину столы с хрустальными бокалами. Вместо них улицу наводнили парни и девушки Бауэри в кричаще-яркой одежде, броско накрашенные ночные бабочки и владельцы дешевых ресторанов, завлекавшие прохожих в свои темные берлоги.
– Жареный гусь – один шиллинг, ростбиф – один шиллинг, суп из моллюсков – шесть пенсов, экстра-порция хлеба с маслом – три с половиной шиллинга, баранина с картошкой – один шиллинг. Заходите, сэр, заходите, присаживайтесь!
С наступлением темноты Бродвей заблистал всевозможными огнями – от цветных ламп на боках повозок до мерцающих газовых фонарей. Они прошли Лафайет-холл и китайский дом. Китайцы с убранными в хвост длинными волосами провожали Кору взглядом – в ее темных глазах им виделось что-то неуловимо знакомое. Возможно, они знали ее отца, или деда, или тетку, или еще кого-нибудь из ее предков, ей самой незнакомых, но тем не менее неотделимых от нее. Кора надвинула шляпу пониже и украдкой бросила взгляд в их сторону. При виде нее у одного из китайцев дрогнули губы в едва заметной улыбке. Кора прошла мимо, но это мимолетное ощущение человеческой теплоты еще долго согревало ей душу.
Наконец, дойдя до своего любимого салуна «У Барди», Кора остановилась.
– Сюда? – удивился Флинт. Он никак не ожидал, что она поведет его в подобное заведение. Сам он, очевидно, привык к более приличным местам.
– Сюда.
Они спустились в подвал: в этот час бар уже был забит посетителями. В дальнем углу за столиком оставалось два свободных места. Рядом у стойки расположились двое мужчин, они одну за другой отправляли себе в рот устрицы, складывая их раковины в стоявшую у стола бочку. Когда она наполнялась доверху, ее выкатывали на задний двор и опорожняли прямо между домами.
Над барной стойкой висело меню: устрицы – сырые, жареные, запеченные, тушеные. Пирог с начинкой из устриц, фаршированная устрицами дичь, утка под устричным соусом. Отдельно подавался хлеб, им собирали с тарелок остатки устричного бульона. Среди напитков были очищенная вода из Кротонского акведука, крепкий эль, скверного качества бренди и светлое немецкое пиво, которое варили возле судоремонтных заводов.