Две перепончатые лапы гнут и завязывают его бьющееся тело в узел, теперь будешь голенчатовальным ошейником.
Женщина продолжает прогулку. Подожди меня! Наводняется с шумом улица, волна бьет в узел-ошейник, откатывается, отлив схлестывается с приливом. Слишком много, а открыт всего один путь. Он резко рванулся; хляби небесные разверзлись, но нет Ноева ковчега или чего другого; он обновляется, заново: миллионное крошево мерцающих извивающихся метеоров, вспышек в корыте всего сущего.
Да приидет царствие твое. Чресла и живот облеглись подпрелой аморатурой, и тебе холодно, сыро, и ты дрожишь. Не плота нам – спастись от потопа, а плоти!
Права Бога на рассвет истекают
…Прозвучало в исполнении Альфреда Мелофона Вокспоппера на канале шестьдесят девять-Б в программе «Час Авроры – заряд бодрости и чашечка кофе». Строки записаны на пленку во время пятидесятого ежегодного смотра-конкурса в Доме народного творчества по адресу Беверли Хиллз, Четырнадцатый горизонт. А сейчас в исполнении Омара Вакхалидиса Руника – строки, родившиеся у него на лету, если не считать небольших предварительных набросков предыдущим вечером в таверне для узкого круга «Моя Вселенная»; и такой подход будет оправдан, потому что Руник не помнил абсолютно ничего из того вечера. Несмотря ни на что, он завоевал Большой лавровый венок в первой подгруппе, при этом все награждались только Большими венками во всех тридцати подгруппах; Боже, благослови нашу демократию!
Розово-серая форель борется с ночной стремниной,
Пробиваясь к икрометному омуту завтрашнего дня.
Рассвет – красный рев быков Гелиоса,
Пересекших черту горизонта.
Фотонная кровь умирающей ночи,
Заколотой Солнцем – убийцей…
И так далее на пятьдесят строк, перемежаемых эффектными паузами, прерываемых восторженными криками публики, аплодисментами, свистом, неодобрительным гулом и взвизгами.
Чиб наполовину проснулся. Он смотрит, щурясь, вниз: тьма сужается до тонкой полоски по мере того, как сон исчезает с грохотом в подземный туннель. Он глядит сквозь щелки едва разлепившихся век на другую реальность – сознание.
– Пусть идут мои соглядатаи для высматривания! – стонет он, вторя Моисею, и далее, вспоминая длинные бороды и рога (благодаря Микеланджело), он вспоминает своего прапрадеда.
Воля, этот домкрат, раздвигает настежь его веки. Он видит экран своего фидео, который занимает всю стену напротив и загибается на половину потолка. Рассвет – рыцарь солнца – швыряет на землю свою серую перчатку.
Канал шестьдесят девять-Б –"Ваш любимый" – собственный канал Лос-Анджелеса, дарует вам рассвет. (Надувательство в натуре. Поддельная заря, которую создают электроны, которые испускаются аппаратами, которые создал человек.)
Просыпайся с солнцем в сердце и песней на губах! Пусть трепещет твое сердце под волнительные строки Омара Руника! Увидь рассвет, как птиц на дереве, как Бога, увидь его!
Вокспоппер декламирует напевно свои стихи, и в это же время разливается напевно григовская «Анитра». Старый норвежец никогда не помышлял о такой аудитории, но это не страшно. Молодой человек – Чибиабос Эльгреко Виннеган проснулся с поникшим фитилем из-за того, что извергся липкий фонтан из нефтеносных слоев его подсознания.
– Оторви свой зад от ослицы и марш на жеребца, – говорит Чиб. – Пегас вот-вот отбывает.
Он говорит, думает напряженно живет данным моментом.
Чиб вылезает из кровати и задвигает ее в стену. Если оставить кровать, она торчит, вывалившись измятым языком алкоголика, и это нарушает эстетику его комнаты, разрывает ту кривую, которая является отражением основ мироздания, это мешает ему заниматься своей работой.
Комната представляет собой внутренность огромного яйца, в остром конце которого – яйцо поменьше, там туалет с душем.