« Ладно, – сказала она себе, – надо знакомится, нечего тянуть, и времени нет.»
Она стояла около дерева, заметила, как эти двое оказались у неё за спиной, и услышала тихий щелчок фотика.
«Знала, что моя жопа просто магнит, – ухмыльнувшись, подумала она.»
Ксения сделала спокойное лицо и подошла к парням, у одного из них, того, кто ей понравился, был в руках FujiX-30.
« У парня не только внешность, но и вкус, – подумала девушка, – пора приступать.»
– Вы тоже поэт? – спросила она юношу очень приятным глубоким голосом.
– Да, – честно ответил Всеволод.
Галерея и Бульвары
Ксения тащила наверх Всеволода. Тот не ожидал, но хватка у дамы была железной, но лихорадочный румянец с её лица стал спадать, и она поспешно отпустила его рукав.
–Извини, – тихо сказала девушка, – но Федя..
– А Лика правда…
– В порно, снимается, точно. Ник у неё «Сара Бирнар». Да так она прикольная, – добавила Сеня, – Подожди, я сейчас.
И она спешно пошла к столам, увидев Розенблюма шепчущегося с двумя очкариками. Климова ткнула пальцем в часы, сделав несколько снимков. Засняла она и момент, когда Джон получил от одного из очкариков карту памяти. У Ксени был в ухе микрофон, и она слышала разговор, тихо-тихо, вернее отрывок:
– Завтра принесем остальное. У памятника Есенину, напротив « Современника», – сказал один из них, и стал нервно протирать стекла очков с металлической оправой.
– Заметно же,– прошептал Джон, – там тьма народа будет.
– Праздник, это хорошо, никто внимания не обратит. Есенинские чтения, все поэты, художники соберутся, не протолкнешься.
– Тогда до завтра.
–Завтра, в 12, – добавил мужчина в роговых очках на переносице.
Оба встали, и прощаясь с остающимися, стали проталкиваться к выходу. Американец не спеша дымил сигарой, изредка поглядывая на часы. Он выждал десять минут, и ушёл.
Сеня отбила сообщение о контакте шпиона, и получила ответ из Центра. Девушка вернулась, думая что случайный ухажёр уже испарился, но её Сева сидел за старым столом в гостиной и понемногу пил шампанское с новыми друзьями. Рядом сидел и Евгений Кислов, да и появился, как чёрт из табакерки, Ростислав Ведищев, непревзойдённый мастер фотопортрета. Напротив них сидел уже здорово под шафе Фёдор, рядом с весёлой Ликой. Последние присутствующие за столом Ксению не вдохновили, она лишь сузила глаза, ожидая подвоха.
– Ксеня! Иди к нам! – закричал широко улыбающийся галерист, обнимая порнозвезду, – шампанское!
– Сева пишет хорошие стихи, – авторитетно заметил Евгений.
– Наша муза… – почти пропел Ведищев, доставая фотоаппарат, – мечтаю сделать твой портрет!
Делать нечего, Ксения загнанно озиралась, но приняла правила игры и села под софиты, и Ростислав стал священнодействовать. Кислов стал рядом, помогая поставить свет, и наконец, всё было готово. Дальше всё закончилось всё быстро, и уже портретист показывал ей своё творение. Надо сказать, получилось прекрасно. Нечто в духе Рембрандта, Незнакомка в кресле на чёрном фоне. Она бы даже не стала фотошопить портрет, хотя пара морщинок у глаз её слегка напрягла.
– Просто прекрасно, – сказала она восхищенно, и отметила лёгким поцелуем щеку фотографа.
– Ты всегда получаешься великолепно, – тонко польстил Кислов.
– Да уж не знаю что и сказать…
Ксения подошла и села рядом с Всеволодом, он повернул к ней голову и улыбнулся.
– Очень красивый портрет. Я домой поеду, завтра надо еще попасть на Бульварное кольцо к памятнику Есенина рядом с «Современником». Праздник продолжается, надо успеть. Много наших соберется.
– Поехали. Игорь тебя подвезет, потом и меня домой доставит.
– Всем до свиданья, – сказал поднимаясь Всеволод, пожимая руки остающимся.
– Заезжай, – пригласил его Фёдор, – по пятницам у нас весело.
– Будем ждать, – добавила Лика, и поднявшись на носки, поцеловала опешившего поэта в губы.
Сева не стал отстраняться, или показывать, что ему было неприятно. Скорее, наоборот, это принесло ему удовольствие, и даже Сеня сдержалась в этот раз.
– Пошли, – сказала она, и махнула рукой гостям галереи.
Игорь уже сидел в машине, а на задние места сели Ксения с Всеволодом. Машина выехала на Бульварное кольцо, потом он поехал на Солянку. Уже стало темно, как глянул юноша, около одиннадцати. Вокруг освещалась огнями магазинов, блеском витрин, прекрасная Москва. Улицы были полны людьми, они встречались, общались друг с другом радостно и приветливо. Севе нравилось быть в центре, особенно на Покровке. Невероятные дома, прекрасная архитектура, и рельеф- не плоско и уныло, а какие-то невероятные холмы, извилистые улочки и проулки. Они доехали до Таганки, простояв немного в пробке на светофоре, и поехали дальше. Игорь ехал по Волгоградскому проспекту, мимо знаменитого колбасного завода и громадных труб ТЭЦ, пронесся по мосту, и они были уже в Текстильщиках.
– Мой номер запиши, – сказала Ксения юноше.
Сева достал мобильный, записал номер в записную книжку телефона, и вдруг изрёк:
– Улыбнись, – и навёл камеру на Сеню.
Та чуть изогнулась на сидении, выпятив грудь, и выдала лучшую свою улыбку.
– Годится, – и поэт показал художнице её фото.
– Нормально, и я тебя…– и щёлкнула и его свой телефон.
Всеволод набрал номер, и в салоне заиграла «Big hunk love» Элвиса Пресли, Ксения кивнула, и сохранила номер.
– До завтра. Тогда в одиннадцать у памятника Есенину у «Современника»
– Точно, – улыбнулась девушка, и поцеловала его в щеку, – спокойной ночи!
Сева вышел из машины, и махнув рукой на прощанье, отправился домой. Любимая пятиэтажка манила его обещанием сладких снов.
День второй. Бульварное кольцо
Всеволод ехал на автобусе, решив дать себе время проснуться и подумать о вчерашнем дне. Он любил сидеть в самом хвосте салона, наблюдая за всем, что здесь происходит. В руки сам собой попал планшет, и он стал набивать попавшие на ум строки.
Чёрные колёса, асфальт приминая,
Несут меня вдаль, нечто важное зная,
Что раньше не видел,
И знать не хотел…
Иногда, конечно, поглядывая на пассажиров. Бывало весьма забавно наблюдать за сказочными происшествиями. Вот и сегодня, день его не обманул…
На остановке, на Хохловке, вошёл молодой человек, держа в руке коробку яиц. Был он по виду нетрезв, судя по нетвердо стоящим ногам, но был весел и улыбался. Одет как обычно сейчас- джинсы, клетчатая рубашка, китайские кроссовки, дававшие ему хоть какое-то сцепление с полом транспортного средства. Но видно, подошва была не очень, или тряхнуло очень сильно, так что коробка с яйцами выпала из рук на пол. Парень быстро нагнулся, пытаясь подхватить ценный груз, но тряхнуло опять, и он угодил прямо лбом в голые коленки девушки, сидевшие рядом. Летнее платье, в крупный цветочек, было совсем не длинным, по летнему времени, так что девица просто вцепилась в свой подол.
– Что вы, молодой человек! – покраснев, возмутилась барышня, сдвигая колени, и пряча под сиденье и стопы, обутые в летние сандалии, боясь что ещё и педикюр на отдавленных пальцах пострадает.
– Мадам, – картинно выразился пьяный юноша, улыбнувшись, почти ка Фанфан- Тюльпан, только что освободивший Генриетту, – то есть, мадемуазель, – и он встал на одно колено перед девушкой, с лицом, ставшим из красного просто пунцовым, – прошу простить мою дерзость, и принять цветы… – он глянул на свои руки, – ну, вместо цветов это яйцо, – и он достал единственное из не разбившихся.
–Не надо, – тихо сказала девушка, пытаясь отодвинутся.
–Раз у меня нет больше вина, я выпью это яйцо за ваше здоровье, – заявил он, выпивая сырое яйцо, и скромно кивнув совсем смешавшейся попутчице.
Овации не овации, но в автобусе пассажиры, как благодарные зрители Большого Театра, хлопали в восторге. На Марксистской нетрезвый, но весёлый, пассажир вышел, оставив барышню в автобусе, которая поглядывала на него если не с восхищением, то с несомненным интересом.