Бистер взгромоздился на коня. Сторм решил отступить – до поры до времени, пока не разберется, в чем дело, и посмотреть, что арзорец предпримет дальше.
– Помни, мы еще не закончили, – процедил Бистер и натянул повязку на квадратный подбородок.
Повелитель зверей пожал плечами; за Коллом нужен глаз да глаз, но знать это ему необязательно.
– Езжай своей дорогой, а я поеду своей, – отозвался Сторм. – Я не ищу неприятностей.
Бистер пустил коня легким галопом и скрылся. Горгол, глядя вслед удаляющемуся арзорцу, приблизился к Сторму и с недоуменным видом спросил на языке жестов:
– Он напал, но не дрался – почему?
– Сам не понимаю, – вздохнул Хостин и, запинаясь, показал на пальцах: – Не знаю. Но он не любит норби. – Землянин решил на всякий случай предупредить юношу.
– Понятно. Думает, мы воруем лошадей, а потом отыскиваем для Ларкина. Хороший трюк – для нитра, дикого племени с Пиков. Не для людей Кротага. Дали слово – держим.
– Кто спрятал коней, тот и прислал йориса, – заметил Сторм.
– Это правда. Может, разбойники. В горах много разбойников. Не норби, но грабят на земле норби. Норби дерутся – и убивают!
Горгол поскакал за отставшими от табуна лошадьми. Хостин, чуть медленнее, последовал за ним. У землянина были свои причины приехать на Арзор, и он совершенно не хотел тратить время на чужие дрязги. Помочь Ларкину отыскать сбежавших скакунов – это одно, но совсем другое – влезать в конфликт с Бистером или участвовать в разборках между поселенцами и норби.
Вечером наконец разразилась гроза: ливень сопровождался страшным громом. Яростные потоки вскоре сменились затяжным обильным дождем; теперь людям Ларкина было не до склок.
Сурра, недовольно ворча, юркнула под брезентовый навес фургона, где уже прятались сурикаты. Кошка наотрез отказалась вылезать наружу в такую слякоть, и даже Баку забралась в укрытие. Члены его команды не привыкли к бесконечной сырости; они откровенно ненавидели эту погоду, как, впрочем, и сам Сторм; ему частенько приходилось, по щиколотку увязнув в грязи, присыпать травой и ветками размытую дорогу. Но хуже всего была переправа через вздутую реку: мало радости, сидя верхом на коне, переводить табун сквозь бурлящие воды, ориентируясь лишь на сваи, которыми норби обозначили брод.
К концу второго дождливого дня землянин убедился, что они ни мили не преодолели бы без помощи туземцев. Крепкие беспородные лошади норби легко справлялись с непролазной топью, тогда как чужеземные скакуны постоянно вязли и застревали. К тому же аборигены не выказывали никаких признаков усталости, бросаясь прикрывать наполненные грязью ямы охапками валежника или мотками каната.
На третий день небо потихоньку прояснилось; поговаривали, что до города оставалось совсем немного, – все с облегчением восприняли это известие.
Почва, как губка, впитала влагу, и вскоре под жарким солнцем поднялась густая трава, какой, казалось, не могло появиться на бесплодной с виду пустоши. Лошади постоянно останавливались попастись, и их подгоняли, чтобы животные не переели и не заболели. А Хостину еще приходилось следить за Хо и Хинг, которые с наслаждением копались в мягкой земле. Сложно было поверить, что уже через шесть недель изобилие зелени исчезнет и местность опять превратится в пустыню.
– Красиво, да? – Дорт взобрался на небольшой холмик, где стоял Сторм. Впереди раскинулся желто-зеленый травяной ковер, украшенный белыми, золотистыми и красными пятнами цветов. – Но через каких-то полтора месяца все тут высохнет, пропадет! – Он щелкнул пальцами. – Останутся лишь камни, песок да колючки… Природа здесь меняется стремительно.
– Но в Низинах-то пастбища не должны исчезать так быстро. Или приходится постоянно перегонять фравнов туда-сюда?
– Нет. Там картина иная. Капля воды – и земля сама родит. В Низинах полно рек, да и трава другая, с длинными крепкими корнями. Осенью и весной через прерии перегоняют стада, но долго держать здесь животных нельзя. Фравны – настоящие обжоры, им нужны обширные угодья. У моего отца десять с половиной тысяч акров, и он круглый год пасет там две тысячи голов скота.
– О, так ты родился на Арзоре? – Сторм впервые рискнул задать вопрос личного характера.
– Ага. У отца тогда была землица вниз по Куипаве. Он тоже местный, а мой дед прибыл сюда на самом первом звездолете, – произнес Дорт с оттенком гордости. – И всего три поколения спустя наше клеймо уже ставят на пяти ранчо: у отца, у нас с братом, у сестры с мужем на полуострове… А у дядюшки и двух его сыновей свои усадьбы – «Борги» и «Расселина» на склонах Кормбала.
– Сюда приятно возвращаться. – Хостин окинул взором равнину, простиравшуюся до скалистых круч на востоке, к которым его тянуло с первого мгновения на Арзоре.
– Это точно. – Дорт быстро взглянул на юношу и отвел глаза. – Хорошо здесь, привольно. Человек чувствует себя свободным. За время службы в армии я побывал и на Грэмбейдже, и на Волке-3, и на других планетах, где люди живут ну как сельди в бочке, до того тесно, – такое мне не по душе.
Дорт помолчал. Наконец любопытство пересилило, и он добавил:
– А ты, похоже, прежде уже видел подобное: ты тут прямо как рыба в воде.
– Да, видел когда-то. Только цвета были другие. Песок, горы, небольшие родники, благодаря которым цвела пустошь, убийственно жаркое лето, палящее солнце, простор…
– То, что сотворили с твоей планетой ксики… Это уже не война, а самая настоящая бойня! – Лицо Дорта раскраснелось, взгляд его горел бессильной злобой: как жаль, что нельзя изменить прошлое.
– Так уж случилось. – Сторм пожал плечами, натянул поводья, и конь одним прыжком очутился на другой стороне холма.
– Послушай, сынок, – догнал его Дорт, – поскольку ты воевал, то имеешь право бесплатно получить участок.
– Да, мне говорили. Законопослушному гражданину полагается полторы тысячи акров.
– А землянину – целых три, – уточнил собеседник. – У нас с братом отличная ферма на восточном берегу Стаффы, а за ней вплоть до Пиков ничейные пастбища. Если не хочешь перегонять скот с Ларкином, можем поехать вместе, осмотреться. Земля там хорошая, чуть засушливая на окраине, но зато Стаффа не мелеет даже в самый жаркий сезон. Три тысячи акров – да это же можно выкроить участок до самых Пиков. И у Куэйда там поля…
– У Брэда Куэйда? Я думал, он живет в Низинах.
– Ну, основные владения его и впрямь в Низинах. Он тоже из первых колонистов, служил у Исследователей и пару раз бывал на других планетах. Ввозил лошадей, а однажды даже попробовал разводить земных овец, но те не прижились, заболели – их гроблы покусали. В общем, у Пиков живет сын Брэда…
– Сын? – На смуглом лице землянина не отразилось и тени эмоций, хотя на самом деле он слушал очень внимательно.
– Ага, Логан Куэйд. Совсем еще пацан и не особенно ладит с папашей. Парень не желает пасти стада – ему подавай вылазки с норби, – но отличный следопыт, не хуже туземца. Хотел записаться на войну добровольцем, черт-те что устроил на вербовочном пункте, но из-за возраста не взяли. Около двух лет назад Брэд выделил сыну кусок девственной земли у Пиков, велел там хозяйничать. Не знаю, как у него дела, на войне туго с вестями из дома, – усмехнулся Дорт.
– Эй! – позвал их Ларкин. – Вы двое, загоняйте коней, ночевать будем здесь.
Сторм объезжал табун справа, а Дорт слева. Остановиться на ночлег именно тут нужно было для того, чтобы лошади отдохнули перед завтрашней ярмаркой в Кроссинге. Хостин размышлял: то, что у Брэда Куэйда был сын, несколько меняло дело. Хотя… Он желал немедленно, при первой же встрече, разобраться с врагом. И в общем-то, какая разница, что у того есть семья? Ладно, решил повелитель зверей, отложим этот вопрос на потом.
Землянин работал с обычным усердием; к счастью, труд отвлекал от тяжелых мыслей. Остальные тоже пребывали в приподнятом настроении; норби весело перекликались и не собирались покидать лагерь, даже получив заслуженную награду. Теперь их отряду предстояло разделиться: бывшие солдаты, присоединившиеся к Ларкину в космопорте, отправлялись домой, на ранчо, или тут же, на ярмарке, нанимались к крупным владельцам скота. Раз в полгода в Кроссинг со всех концов Арзора съезжались пастухи, погонщики и торговцы. Ярмарка хоть немного оживляла одинокие будни колонистов: здесь заключали сделки и тотчас же их обмывали.