Вспомнил и успокоился, понимая, что вождь восставших не может быть тем, кто умирает раньше смерти.
Теперь Яарвен и Живущая У Моря сидели в углу пещеры, прижавшись друг к другу плечами. Похоже, они забыли обо всем на свете. Предусмотрительно отключенный Юрием ретранслятор молчал. Возлюбленные говорили и говорили.
Их речь лилась плавно и вдохновенно, словно мы слышали волнующий говор природы.
- Ни дать ни взять - голубки, - сказал Линекер.
Смысл сказанного был иронический, и, зная склонность Джерри к едким замечаниям, я недовольно взглянул на него, но на лице товарища витала самая добрая и искренняя улыбка. Он был зоологом, поэтому, вероятно, вложил в свои слова отнюдь не переносный смысл.
- Похоже, здесь нам больше нечего делать, - задумчиво произнес Старадымов, - все, что могли, мы сделали.
- Куда теперь? - подал голос Линекер.
- Нужно искать следы загадочного бота, его хозяев.
- А эти... владыки ничего о них не рассказали? - спросил я.
Старадымов отрицательно покачал головой.
- Надо было все же наведаться к ним. Посмотреть, как они там устроились, - продолжал я.
- Не хватало ради этого энергию расходовать, - саркастически заметил Джерри.
- Утром слетаем, - отозвался Юрий, - необходимо узнать от них правду.
- Айкен вряд ли что-нибудь скажет, - поделился сомнениями Джерри, - ты заметил, Юра, как он обнаглел после того, как убедился, что его жизни ничего не грозит?
- Зато Маноло - трус изрядный, - ответил Старадымов, - ручаюсь, что он ничего скрывать не будет.
- Правды у него, как у змеи ног, не найдешь, - буркнул Линекер.
Маноло и Айкен... Днем я даже не удосужился спросить, как зовут бывших владык. Почему же эти имена мне так знакомы? И почему вслед за ними память услужливо подсказывает еще одну фамилию - Веркрюисс? Догадка была столь невероятна, что я растерялся. Потом схватил Старадымова за плечо:
- Юра! Ты хорошо помнишь рассказ моего деда?
Старадымов непонимающе посмотрел на меня, пожал плечами:
- Я не дослушал запись. Только начал. А в чем дело?
Но я уже лихорадочно вставлял кристалл с записью в фонограф.
57. РАССКАЗ "ПОСЛЕДНЕГО ОПЕРА"
...Вот, Богомил, и пришло мое время писать мемуары...
Грустное это, конечно, занятие. Если бы кто-нибудь лет эдак тридцать назад попробовал мне сказать, что я сяду перед диктофоном и, глядя на бездушную коробочку, начну раскрывать душу, я просто поднял бы такого чудака на смех. Но этот час наступил, точнее незаметно подкрался...
То, о чем я тебе хочу рассказать, тяжелым грузом лежит у меня на совести. Официальные материалы расследования еще долго будут храниться в архиве. Такова уж судьба этого несчастливого для меня дела. До сих пор не могу простить себе... Ни преступника не нашел, ни толком не разобрался в том, что произошло. Как говорится, труп налицо, а виновного и след простыл, словно сквозь землю провалился проклятый Веркрюисс.
Многих моих современников в жар бросает при слове "убийство". За долгие годы работы в Отделе по борьбе с преступностью я с этим жестоким словом свыкся, наверное, произошла обыкновенная профессиональная деформация. Но вот такого, чтобы убийца через день-другой не пришел каяться, я что-то не припомню. Бывало, руководитель нашего отдела по нескольку дней не разрешал задерживать преступников, зная, что рано или поздно они сами явятся с повинной. Давал, так сказать, людям, преступившим закон, самим осознать содеянное. Теперь-то я понимаю, насколько он был прав, давая злоумышленникам возможность самим осознать весь ужас, всю неестественность того, что они натворили.
Но в убийстве профессора Батгуула шеф сразу учуял что-то такое, что заставило его испросить у Совета санкцию на неограниченные полномочия.
Однако все принятые нами попытки были тщетны. Нет, одна из версий, выработанных нами еще в самом начале расследования, оказалась верной, но...