Про Куманёва пошла гулять сплетня, что народный губернатор отблагодарил Шабашкина за свое выдвижение в Совете. Бросить такое в лицо кулуарные политологи не отваживались. А свободная пресса, включая и «Крыжовинский привратник», уже успела проникнуться чувством порядочности в отношении Якова Александровича и его фонда.
Следующим этапом кризиса демократического движения стал конфликт внутри его рядов. Трещину дал бастион радикалов – городской Совет. Знамя борьбы поднял широко известный в узких кругах публицист Кренделев. На заре освобождения строчивший статьи против атомной смерти, он с января 92-го полностью переключился на полемику с Гайдаром. Полемика была односторонней, ибо первый вице-премьер не ведал даже о существовании грозного оппонента. Несмотря на это, публицист раз в неделю приносил в редакцию «Привратника» свои рукописи. Поначалу их публиковали в порядке плюрализма и обмена мнениями (депутат всё-таки). Потом, когда напряженность спора возросла, Кренделеву намекнули, что объемов газетной площади недостаточно для выражения всей полноты его эрудиции.
Публицист обиделся. Забрав назад очередную рукопись, он молча удалился. Спустя неделю исправленный и дополненный шедевр Кренделева увидел свет в областном ежедневном органе. В постскриптуме к этой статье «Крыжовинскому привратнику» объявлялся джихад.
У эрудированного публициста нашлись симпатизанты. Редакция уже отказывала кое-кому из депутатов, заворачивая их произведения как мало читабельные. Пресекся и обычай публиковать огромные, как простыни, стенограммы (из них при перестройке избиратели могли убедиться в гражданской активности своего избранника). На упреки товарищи из прессы реагировали так: мол, рынок требует качественной продукции. Обвинения в ангажированности их не смущали. Напоминая, что закон даровал журналисту самостоятельность, «привратники» предлагали депутатам подавать в суд.
Очевидно, памятуя евангельскую мудрость, Кренделев от суда отказался. Вместо этого он приступил к сбору депутатских подписей за рассмотрение газетного вопроса. Энергия публициста била через край. Полемика с Гайдаром была на время заброшена. В редакции только усмехались, однако измена свила гнездо и тут. Главный редактор Задов после каждой выволочки у Абрамкина и Бубенцова делался крайне раздражительным. После одного такого эпизода под горячую руку ему попал один из собственных замов. Скандал завершился увольнением, и сотрудник покинул газету, унося страшную тайну.
Тайна выплеснулась на сессии горсовета. Узнав от Кренделева, что редакция намерена отвергнуть своего учредителя и стать акционерным обществом, депутаты в едином порыве отправили Задова в отставку. Опальный редактор увел за собой половину коллектива и бил челом Абрамкину. Наместник исхлопотал у Москвы дотацию, и в Крыжовинске возникло новое издание – «Независимый привратник». Тиражи обоих «Привратников», даже сложенные вместе, оставляли жалкое впечатление…
Противостояние Президента с парламентом на время возбудило местных политбойцов. Губернатору Куманёву повторно предложили определиться, за Ельцина он или за конституцию. «Жить будем по здравому смыслу», – дипломатично парировал Яков Александрович. Когда на Пресне гремели залпы, он повышал квалификацию где-то далеко-далеко. Такая политика дала демократам достаточный повод развязать «войну записок». Записки, то есть докладные, сочинялись референтами Абрамкина. Виктор Евсеевич бомбардировал ими Москву, настаивая на детальной проверке всей губернаторской деятельности. Среди пунктов обвинения были: сговор с коммунистами, демчванство и фаворитизм.
Насчет последнего в Крыжовинске ходили самые противоречивые слухи. Как при Николае II был Распутин, так при Куманёве объявился Матрасов. Человек с домашней, мирной фамилией был мотором большей части митингов и пикетов как «за», так и «против». При социализме испытав себя в парткоме треста кафе и ресторанов, он создал в 91-м свободный профсоюз. Доступ туда был открыт бесквартирным, беспаспортным, безлошадным и другим потерпевшим от КПСС. Позднее к ним примкнули обманутые вкладчики. Виталий Александрович никому не отказывал в помощи. Выслушав ходока, он коршуном бросался за пишущую машинку и готовил обращение. Сразу делалось пять копий. Кроме начальника ЖЭКа или райотдела милиции, письмо на бланке профсоюза уходило: Президенту, премьер-министру, председателю Конституционного суда и Генеральному секретарю ООН. За день в среднем Матрасов рожал по семь-восемь обращений.
Хотя ответа из Нью-Йорка никто еще, кажется, не удостоился, человека в тужурке остерегались. Письма от него часто приходили и крыжовинским чиновникам. Так как машинка имела дефект – заедала запятая, послания Матрасова впрямь напоминали распутинские («Милай памаги»). Тон профбосса был ультимативным: исполнить, привести в соответствие, доложить. Ослушников он пугал Куманёвым.
Иногда неугомонного Матрасова приглашали на передачу «Только версии». Там он клялся вывести на чистую воду всех саботажников, а Шабашкину советовал покаяться за 1937-й год (Иван Минаевич родился в 39-м).
Что характерно, губернатор от Матрасова не открещивался. Возмутителя спокойствия периодически видели выходящим из куманёвского кабинета. После чего на площади новый пикет кричал «Позор!» или «Ура!», а члены свободного профсоюза собирали подписи крыжовинских бабушек в поддержку Якова Александровича. Замусоленные листы отсылались лично Ельцину в пику докладным от Абрамкина.
Челобитные враждующих крыжовинских партий аккуратно складировались в московских архивах. Москву больше интересовали планы-графики выплат и отчислений. Важность таких бумаг Яков Александрович усвоил давно – как и другой закон бюрократии. Рапортовать об имеющихся успехах он выучился, когда Абрамкин еще скакал в КВНах. Если ревизоры из столицы желали видеть местные достижения, маршрут поездки начинался с охотничьих домиков. После ухода Загашникова часть этих строений была сдана в аренду здоровым предпринимателям. Но командные высоты в этом секторе государство сберегло. Оптимистический взгляд на ход реформ, приобретаемый тут, члены всех комиссий сохраняли до конца смотрин.
В свою очередь, дух оппозиционера и бунтаря совершенно выветривался из Куманёва, едва тот достигал любым видом транспорта Московской кольцевой дороги. Природу этого феномена, видимо, предстоит раскрыть лишь будущим поколениям ученых. Особенности губернаторского организма – непроходимые дебри для современных психологов и парапсихологов.
Глава четвертая
Антинародный губернатор
Долгим было правление губернатора Куманёва. «Война записок» не подорвала его позиции. Наоборот, чересчур старательного Абрамкина перестали серьезно воспринимать «наверху». И, как только подвернулась возможность, вождю крыжовинских демократов предложили уйти. Само собой, на повышение – в парламентскую фракцию горячо любимого им Гайдара. Мысленно видя себя на российском властном Олимпе, Виктор Евсеевич дал согласие. Мнилось доценту, что оттуда сможет он эффективно влиять на процесс реформ в Крыжовинске, а заодно и по всей Руси великой. Тем более что пресса уже стала покусывать его персону: кто-то донес про улучшение физиком-теоретиком своих жилищных условий (домик с огородом в частном секторе, где, борясь с привилегиями, Абрамкин позировал телевидению, молодой жене больше не подходил). Поэтому, собрав вещи, экс-представитель в мягком вагоне укатил в Москву. Соратникам-заговорщикам он обещал помнить.
Сменил президентского наместника демократ №2 Борис Бубенцов. Умение молчать и ждать принесло результат. Всегда лояльного сподвижника Виктор Евсеевич сам рекомендовал на свое место. Приняв дела, Борис Андреевич вычистил из аппарата всю абрамкинскую гвардию и привел за собой тихих старателей из своего комитета, поднаторевших в сборе компромата. Или в аналитической работе. Кому как нравится.