Молодость не ведает усталости, - и все же Гейл был рад увидеть, что к нему на холм наконец поднимается Данут, которому надлежало отстоять ночную стражу.
- Повезло тебе, Гейл! - вместо приветствия, задыхаясь, воскликнул Данут. - Можешь наконец спуститься в лагерь и погреться у огня. Счастливый! А у меня еще вся ночь впереди!..
Впрочем, за Данута беспокоиться не стоило: прихватил он с собой и накидку из каггьей шерсти, чтобы уберечься от холода, и объемистый узелок с едой.
- Как же я смогу спокойно спать, зная, что ты тут один-одинешенек, под звездным небом?! - возразил Гейл. - А сменить тебя я смогу, лишь когда луна пойдет на новый круг.
Хотя было еще совсем не холодно, Данут зябко натянул на плечи накидку.
- Ты взгляни на эти тучи! Какое там звездное небо?! Еще бы ливень не хлынул!..
- Не будет дождя - не будет и травы, и наши кагги останутся голодными, - засмеялся Гейл. За брата он не слишком тревожился: шерсть кагг, подобно перьям водоплавающих птиц, не пропускала влагу, и накидка надежно защитит Данута.
Они не были детьми одной матери - но их связывали даже более тесные узы. Вообще, все молодые воины общины считались фарстанами то есть братьями, но существовали так же чебас-фарстаны, братья по плоти, и именно этот обряд совершил Гейл с Данутом, в последнюю ночь посвящения неумело, тупым кремневым ножом, сделав друг другу ритуальное обрезание. В племени Ночного кота такая связь считалась пожизненной и была сильнее всех прочих. Если один из чебас-фарстанов дежурил при стаде ночью, другой заступал на его место днем; они выхаживали друг друга в болезни, или если один был ранен, а в любой схватке всегда сражались спиной к спине. Если одного отправляли куда-нибудь с поручением, другой оставался присматривать за стадом. А когда молодые воины наконец взрослели, женились и заводили детей, то воспитывали их совместно, не разделяя на своих и чужих; и если одного из чебас-фарстанов уносила смерть, что среди шессинов считалось величайшим несчастьем, то второй воспитывал сирот как родной отец. Потерять брата по плоти было худшим, что только может вообразить человек, а Гейл, который к тому же был сиротой, и вовсе страшился даже подумать о том, что может остаться без Данута.
- Не боишься, что еды не хватит? - осведомился Гейл, оценивающе глядя на объемистый мешок с припасами. - А то вдруг приду завтра на смену а от тебя один иссохший скелет остался!
- Давай-давай, беги прочь, бездельник. Ночная стража - это только для настоящих мужчин. А пока я тут страдаю, как последний раб, ты можешь набить брюхо и поискать себе женщину для утех!
- Придумал тоже! - возмутился Гейл. - Забыл что ли о Празднестве Телят? Женщин четыре ночи не будет в лагере, а когда они вернутся, тут уж будет не до развлечений! Данут вздохнул:
- О таком разве забудешь?! Но и ты не забывай держать копье готовым к бою - ты же мужчина!.. Ладно, ступай, а то скоро совсем темно станет, заплутаешь по дороге к лагерю и еще, чего доброго, оступишься и сломаешь ногу. Придется тогда тебе, как увечной кагге, проткнуть глотку копьем...
Смеясь над этой шуткой Данута, Гейл двинулся вниз по скалистому склону, не забывая, однако, соблюдать осторожность: ведь спуск и правда был небезопасным. Но он ходил здесь каждый день и знал дорогу наизусть, так что вскоре юноша уже благополучно вступил в пределы лагеря.
Еще на подходах молодой воин ощутил запах жареного мяса, исходивший от костров, что горели внутри круга хижин. Для празднества время, вроде бы, еще не пришло, - а значит, погибли чьи-то кагги... Топливом для костров, помимо веток, служил еще сушеный помет, который приносили в лагерь женщины. В обязанности же мужчин входило таскать от реки тяжелые кувшины с водой.