- Тогда возьмите пока белье Петра Николаевича!
- Не беспокойтесь, Анна Андреевна! Белье Леона у меня! - сказала француженка и покраснела мило и нежно.
- Merci, madame!
Леон Кутюрье еще раз поцеловал руку хозяйки и вышел за женой.
Войдя в комнату, наполовину загороженную роялем, француз быстро подошел к окну и посмотрел вниз, где смутно чернели плиты двора.
Круто обернулся...
... и спросил вполголоса.
- Товарищ Бэла!.. Вы хорошо знаете всю квартиру. Куда выходит черный ход?
- Во двор у дровяного сарая. Налево ворота. На ночь запираются. Стена в соседний двор - полторы сажени, но у сарая лежит легкая лестница.
- Вы молодец, Бэла!
Она тихо и певуче засмеялась.
- Знаете... это чорт знает что! Если бы я не знала, что вы придете в половине девятого, я ни за что не узнала бы вас. Феерическое преображение!
- Тсс... тише!.. У стен могут быть уши! Не будем говорить по-русски. Такой разговор между супругами французами может показаться странным.
Она открыла крышку рояли и взяла густой аккорд. Спросила по-французски:
- Откуда у вас, товарищ Орлов, такой комический талант?.. Ни за что бы не поверила!..
- Не даром я шесть лет промотался в эмиграции в Париже...
- Да я не о языке!.. А вот об этой имитации акцента! Это же очень трудно!
- Пустяки, Бэла!.. Немножко силы воли, выдержки и уменья держать себя в руках.
Он сел за стол и отстегнул манжету.
- Вы можете дать мне бумагу и ручку?
Взял бумагу, разогнул манжету, положил перед собой и старательно, вглядываясь в чуть заметные карандашные пометки, зачертил пером, и первая же строчка легла ясная и четкая:
"Корпус Май-Маевского. Александрийский гусарский полк. Приблизительно 600 сабель".
Кончив писать, тщательно вытер манжету резинкой и протянул листки женщине.
- Бэла!... Завтра отнесете Семенухину. Он перешлет в военный отдел пятерки. Ну, довольно! Где я буду спать?
Бэла показала на открытую дверь спальни, где белела свежими простынями двуспальная старинная кровать корельской березы.
- Хорошая кровать!... И комната!... А вы где спите?
- Здесь же!
Орлов сдвинул брови:
- Что за чепуха?... Неужели вы не могли подумать об этом раньше? Попросите у хозяев какую-нибудь кушетку для меня.
Бэла вспыхнула и посмотрела ему в глаза.
- Орлов! Я не считала вас способным на мещанство. Если вы считаете опасным говорить по-русски, то уж совсем не по-французски, чтобы приехавший после разлуки муж требовал отдельную кровать. Нелепо и подозрительно! У нас два одеяла, и будет очень удобно. Надеюсь, вы достаточно владеете собой?
Он резко махнул рукой:
- Я не потому!.. Просто боюсь стеснить вас! Я сплю очень беспокойно!
- Вздор!... Выйдите, пока я лягу!
Выйдя, Орлов со злобой перелистал фотографии семейного альбома. Легкомысленное и глуповатое выражение давно сошло с напряженного железно-очертившегося и побледневшего лица. Углы рта опустились злой и старящей складкой.
В спальне щелкнул выключатель, хлынула мгла, и певучий голос Бэлы сказал:
- Leon! Je vous attends! Venez dormir!
Орлов вошел в темную спальню, ощупью нашел край кровати, сел на него и быстро разделся.
Скользнул под шуршащее шелком одеяло, сладко вытянулся и усмехнулся.
- Веселенькая история!.. Спокойной ночи, Марго!
- Спокойной ночи, Леон!
Повернулся к стене, перед глазами покатились, как всегда в полудремоте, красные, зеленые и лиловые спирали, и, глубоко вздохнув несколько раз, Орлов уснул.
Пустой случай.
Супруги Кутюрье жили мирно и счастливо. На третье утро после приезда мужа, в воскресенье, Бэла сидела на краю кровати, в утреннем халатике, пила ячменный кофе из большой детской чашки и по-ребячьи, захватывая сразу губами и зубами, грызла желтые пышные бублики.
Орлов медленно открыл глаза и повернулся.
- Доброго утра, Леон! Как спали?
- О, чудесно, - ответил Орлов, облокотившись на подушку.