Федор махнул рукой в направлении гигантской воронки, открывшейся в крепостной стене:
– Пошли!
Как бы не так!!! Дернувшихся на штурм карапузов успел перехватить Шмыга, придержавший приятелей за воротники, да так, что они с размаху шмякнулись оземь – откуда только силы брались в этом бухенвальдском крепыше? Поскольку другого способа убеждения, кроме банальной истерики, Голый отродясь не признавал, то и на этот раз он принялся закатывать глаза, валяться в ногах и умоляюще вопить:
– Нет, хозяин, только не в больничку. Толку никакого, только зря засветитесь. – Вцепившись своими граблями в штанину, он волочился по земле, не отпуская Федора, явно намылившегося проведать, что там да как за крепостной стеной. – У вас ни прописки здешней нету… ни полисов мордовских. А в больничке все равно ничего нет, кроме клизмы и аспирина.
Краем глаза Шмыга давно заметил, что ворота медленно, но верно сходятся, закрывая проход, и теперь двум горячим карапузским парням уже никак не успеть прошмыгнуть внутрь. Он перестал истерить и выдвинул свою программу:
– Я вас к бабаньке одной отведу… вона пользуеть прогрессивный метод урынотерапии.
Федор, усыпивший бдительность проводника, попытался было проскочить мимо того и довершить начатое дело, но Голый, он же Шмыга, ловко выставил ногу, и карапуз растянулся на песке. Хмырь, стараясь хоть как-то загладить свою вину, помог тому встать и принялся отряхивать незадачливого лазутчика:
– Нельзя вам в больничку! Только уринотерапия! Сеня, чью репутацию порядком подмочили не далее как пару минут назад, набросился на Шмыгу с кулаками:
– Что же ты меня, гад, мочу хлебать заставишь?
– Можно не пить, только обливаться! – Голый затряс головой.
Сеня, на куртке которого расплывалось темное пятно, заорал пуще прежнего:
– Я тебя сейчас оболью!
Вот только Федор не дал ему учинить расправу, осадив распалившегося приятеля. Глядя прямо в глаза Шмыге, он спросил:
– Бабка хоть надежная? Не сдаст нас уркам? Хмырь расплылся в улыбке:
– Что ты! Обижаешь, начальник! У Шмыги тут все схвачено. Все!
Федор повернулся к приятелю:
– Короче, будем лечить тебя прогрессивным методом.
Сеня в ужасе замотал головой:
– Это… у меня, кажись, все прошло!!!
– Списываю это на шок! – насупился Федор. Напоследок обернувшись на совсем уже прикрытую калитку в стене, он скомандовал: – Веди нас, Шмыга, к своей бабаньке.
Хмырь давно уже приплясывал на месте по одному ему понятной причине, а тут и вовсе сорвался с места и запрыгал по тропе, поднимающейся обратно в горы:
– Шмыга отведет. Опомниться не успеете. Сеня, прищурив глаза, уставился на приятеля так, будто тот только что продал родину. Федор не выдержал тяжелого взгляда и, отведя глаза в сторону, пробормотал:
– Ну че, че ты смотришь? Я, между прочим, несу ответственность за вверенный мне личный состав.
Ни слова не говоря, Сеня поднялся на ноги и поплелся вслед за проводником.
* * *
Три лошади, волочившие на своих спинах четверку всадников, миновав покосившийся дорожный указатель, влетели на вершину холма, с которого виден был нелепый образчик градостроительства – обнесенная невысокой стеной скала, по склонам которой лепились, как ласточкины гнезда, едва различимые отсюда дома. У такого города обязательно должно было быть особо звучное имя, что и подтвердил своим спутникам хорошо знакомый с географией здешних мест Пендальф:
– Большие Бодуны – криминальная столица незалежной Рохляндии! – Отчего-то задумавшись, он полез в карман и достал из него порядком истрепанный справочник «Жовто-блакитные страницы». Пролистнув несколько страниц, старик исправился: – Блин, ошибочка. Это Изенгард – криминальная столица. А Бодуны – столица культурная. И здесь уже второй срок рулит культурный атаман.
Пендальф, издевательски улыбаясь, оглядел слегка заскучавших спутников и, подмигнув всей троице, предложил:
– Ну, что, ребята, пошли? Чисто культурно отдохнем.