Оттого-то наш век похож на старого султана, погубившего себя распутством! Ваш лорд Байрон, дойдя до последней степени поэтического отчаяния, в конце концов стал воспевать преступления.
- Знаете, что я вам скажу! - заговорил совершенно пьяный Бьяншон. - Большая или меньшая доза фосфора делает человека гением или же злодеем, умницей или же идиотом, добродетельным или же преступным.
- Можно ли так рассуждать о добродетели! - воскликнул де Кюрси. - О добродетели, теме всех театральных пьес, развязке всех драм, основе всех судебных учреждений!
- Молчи, нахал! Твоя добродетель-Ахиллес без пяты, - сказал Бисиу.
- Выпьем!
- Хочешь держать пари, что я выпью бутылку шампанского единым духом?
- Хорош дух! - вскрикнул Бисиу.
- Они перепились, как ломовые, - сказал молодой человек, с серьезным видом поивший свой жилет.
- Да, в наше время искусство правления заключается в том, чтобы предоставить власть общественному мнению.
- Общественному мнению? Да ведь это самая развратная из всех проституток! Послушать вас, господа моралисты и политики, вашим законам мы должны во всем отдавать предпочтение перед природой, а общественному мнению - перед совестью. Да бросьте вы! Все истинно - и все ложно! Если общество дало нам пух для подушек, то это благодеяние уравновешивается подагрой, точно так же как правосудие уравновешивается судебной процедурой, а кашемировые шали порождают насморк.
- Чудовище! - прерывая мизантропа, сказал Эмиль Блонде. - Как можешь ты порочить цивилизацию, когда перед тобой столь восхитительные вина и блюда, а ты сам того и гляди свалишься под стол? Запусти зубы в эту косулю с золочеными копытцами и рогами, но не кусай своей матери...
- Чем же я виноват, если католицизм доходит до того, что в один мешок сует тысячу богов, если Республика кончается всегда каким-нибудь Наполеоном, если границы королевской власти находятся где-то между убийством Генриха Четвертого и казнью Людовика Шестнадцатого, если либерализм становится Лафайетом <см. Комментарии в конце текста>?
- А вы не обнимались с ним в июле?
- Нет.
- В таком случае молчите, скептик.
- Скептики - люди самые совестливые.
- У них нет совести.
- Что вы говорите! У них по меньшей мере две совести.
- Учесть векселя самого неба - вот идея поистине коммерческая!
Древние религии представляли собою не что иное, как удачное развитие наслаждения физического; мы, нынешние, мы развили душу и надежду - в том и прогресс.
- Ах, друзья мои, чего ждать от века, насыщенного политикой? - сказал Натан. - Каков был конец "Истории короля богемского и семи его замков" <см. Комментарии в конце текста>- такой чудесной повести!
- Что? - через весь стол крикнул знаток. - Да ведь это набор фраз, высосанных из пальца, сочинение для сумасшедшего дома.
- Дурак!
- Болван!
- Ого!
- Ага!
- Они будут драться.
- Нет.
- До завтра, милостивый государь!
- Хоть сейчас, - сказал Натан.
- Ну, ну! Вы оба - храбрецы.
- Да вы-то не из храбрых! - сказал зачинщик, - Вот только они на ногах не держатся.