Он бы с огромным удовольствием прямо здесь же и расстрелял нахального майоришку, но, кроме него, вести клятый экспериментальный танк было некому. Видит Бог, он бы и этим пренебрег, однако фон Морунгены происходили из Восточной Пруссии и могли похвастаться титулом и гербом не менее древними и знатными, чем его собственный. Такие люди в вермахте всегда были редкостью, а с 1942 года — и подавно. Правда, люди знатного происхождения не идут в изобретатели, с другой стороны, черт знает, какие прихоти могут взбрести им в голову. Каждый немецкий рыцарь имеет право на собственное хобби; в конце концов, император Рудольф был алхимиком, а престарелый князь Гюнтер фон Кольдиц коллекционировал пуговицы — что еще полбеды — и с этой целью наловчился ловко срезать их с верхней одежды знакомых и даже малознакомых людей, попадавшихся ему навстречу во время ежевечерних прогулок, — что уже несколько хуже.
Представив себе этого дородного старика с лезвием в руках, охотящегося в парке преимущественно на дам, у которых, как известно, пуговицы и красивее, и разнообразнее, генерал невольно заулыбался. В защиту переминавшегося у стенки майора выступил голос крови, и Топпенау быстро сдался. Церемонию расстрела пришлось отложить на неопределенно долгий срок. Впрочем, как все истинные аристократы, генерал был терпелив и кроток.
Что касается самого экспериментального танка — да, это был неописуемый красавец. Плоский, тяжелый, мощный, достижение техники, взлет конструкторской мысли — что и говорить. Немного раньше, воюя в Европе, или немного позже, когда закончится вся эта неразбериха здесь, в этой варварской стране, Топпенау и сам бы порадовался тому, что такая машина существует в действительности. Но именно сейчас, когда все выходит из-под контроля, глазом моргнуть не успеешь, экспериментальный танк (читай — лишняя ответственность) в бригаде ему был на дух не нужен. Однако этому болвану… то есть фюреру, не возражают. И если он лично препоручает вашим заботам какого-то молодого майора-изобретателя, то вы обязаны принимать этого протеже наиразлюбезнейшим образом, невзирая на то как вы лично относитесь к изобретателям, их изобретениям и самому рейхсканцлеру Великой Германии.
Но об этом даже думать лучше в звукоизолированном месте.
Сам генерал фон Топпенау — как ему представлялось — не уступал ни в чем легендарному Зигфриду и от своих подчиненных требовал того же. Правда, в войне с Советами он не понимал почти ничего, хоть и не осмеливался в этом признаться даже самому себе.
Советские военачальники воевали более чем странно, доводя врага до полного ошумления и привычки заниматься не противником, а собой, потому что противник все равно поступит против всех и всяческих законов здравого смысла. «Что это значит?» — наверняка поинтересуетесь вы. Постараемся объяснить.
Предугадать, что начнут вытворять советские войска на данном участке фронта, — дело безнадежное, и если ты не Нострадамус и не Гермес Трисмегист, то лучше скромно и, главное, своевременно уйти в тень, чтобы твое личное мнение не было никем зафиксировано. Это единственный способ сохранить голову на плечах. Точнее, это может быть удачным способом, но вообще лучше быть готовым к тому, что все равно чего-то не предусмотришь.
Судьба Паулюса и Гейдриха снилась в кошмарных снах абсолютно всем высоко — или даже среднепоставленным офицерам, с которых могли спросить за какое-либо событие на их участке фронта. А что можно отвечать?
Русские могут упорно атаковать какую-нибудь высотку, губя десятки и сотни людей, хотя любому ясно, что единственное, чего они добьются, — это полного уничтожения своей части, пущенной в расход каким-нибудь ополоумевшим комиссаром, который додумался сказать им, что Москва находится как раз там.