– День рождения? – удивленно переспросила Мура, – Нет. Ничего такого…
Самохин кивнул, отступая вглубь квартиры. Ругая себя за неуместное любопытство, бросил на секретаршу еще один взгляд и поймал себя на мысли, что прикидывает в уме, куда бы она могла в таком виде намылиться? И сам охренел от того, как дернулось что-то внутри, заворочалась недовольно от понимания, что, вполне возможно, она принарядилась для свидания с каким-нибудь прыщавым малолеткой. Таким же малолеткой, как и сама она. Приехали – одним словом.
– Забронируй на второе три билета… Четвертого возвращаемся. Рейс без пересадки, – бросил как-то зло, стоило ей устроиться за столом.
– Бизнес-класс? – постаралась не показать своего удивления Мура.
– Обычный. Чай не цари.
– На вас, Деревянко и…
– На тебя, Мурушкина! Открытие нового терминала. Или мне без секретаря прикажешь лететь?!
– Но… ладно.
– Там будут всякие важные люди. Так что купи себе подходящие тряпки. Чеки принесешь – стоимость компенсирую.
– Может быть, не надо было Людмилу Васильевну в отпуск отпускать? – стушевалась Мура, не понимая, чем накликала на себя недовольства начальства.
– Там потом каждый месяц какое-нибудь мероприятие. Так что разницы нет, – буркнул Дмитрий Николаевич, закидывая в рот таблетки.
Мура старательно выполняла приказания генерального, но чем больше она старалась угодить, тем хуже у нее выходило. Пожалуй, сегодня у Дмитрия Николаевича было наидер*мовейшее настроение за все время её с ним знакомства. Маша делала ошибку за ошибкой, которые тут же исправляла, смущенная его пристальным взглядом с прищуром. Напряжение сгущалось, и если бы не телефонный звонок… Могло бы, наверное, даже рвануть.
Из разговора Самохина Маша поняла, что тот общается с сыном.
– Я рад, что ты снова загорелся этой темой, но мать права. Учебу нужно окончить! Времени нет? Так ты с загулами своими придержи коней, глядишь, время и на творчество, и на учебу появится… Слушай… я поддерживаю тебя, да… Но учеба…
В общем, Дмитрий, как, наверное, и все родители в мире, в какой-то момент жизни собственного отпрыска был вынужден оседлать всем известную тему «ученье – свет, а не ученье – тьма». Но Маше понравилось, как он это сделал. Давал понять сыну, что поддержит того в любом его начинании и эксперименте, но все же твердо стоял на том, что без учебы ему не обойтись. Он вроде и давил, но в то же время оставлял сыну пространство. А потому, несмотря на избитость темы, его слова не звучали заезженно и по-стариковски сварливо. Он говорил с парнем на равных.
Самохин завершил разговор и бросил на Муру взгляд из-под бровей. Та стушевалась.
– Детки, – прокомментировала, будто у самой с десяток спиногрызов по дому бегали. Идиотка! Ничего умнее придумать не смогла! Наверное, мысли Дмитрия Николаевича приняли такую же направленность. Потому что он улыбнулся краешком тонких губ и отвернулся.
– У тебя и по этому поводу есть, наверное, какая-то своя теория? – хмыкнул он чуть позже.
– По поводу отцов и детей? – осторожно уточнила Мура, сгорая со стыда.
– Ага, по нему самому…
– Ну, – протянула Маша задумчиво, – главное – их любить.
– Это не ново.
– Зато остро-насущно в современном мире. Знаете, сколько любви недополучают дети? А ведь ее недостаток человека практически уничтожает. Ломает ему хребет. Делает робким, зажатым, неуверенным в себе, некрасивым… Он боится все испортить, боится что-то начать, он обрастает комплексами, как подросток прыщами. И всю последующую жизнь таскает за собой этот багаж, как дурак – чемодан без ручки.
Самохин обернулся:
– А тебе, смотрю, это знакомо не понаслышке?
Маша робко повела плечами, склоняясь над клавиатурой. Больше они на посторонние темы не отвлекались. Только работа. И его изучающий новый взгляд, который Мура, казалось, чувствовала кожей. В тот вечер время тянулось жвачкой. Мура едва дожила до заветных двадцати одного ноль-ноль. Уже провожая ее в прихожей, Самохин спросил:
– А что же делать с нелюбовью? Бывает же такое, Мурушкина?
– Бывает, Дмитрий Николаевич. Даже чаще, чем мы можем представить. От нелюбви нужно бежать, пока поздно не стало. Пока она тебя не разрушила, как раковая опухоль. И если силы еще остались – все бросить, и бежать. Хоть с узелком на палочке…
После тишины и уюта квартиры Самохина гремящий диджейскими сетами клуб показался Муре филиалом ада. Ей ничего не хотелось, ни пить, ни танцевать. К тому же, голова разболелась, и басы больно били по нервам.
– Дамы и господа! С вами Катар, и сегодня мы пошумим? Пошумим?! – орал ведущий в микрофон, представляя первую пару участников баттла. Короткое интервью, вызывающее в толпе по очереди то одобрительный гул, то разочарованный ропот, и вот уже первый пошел. Довольно хороший ритм, темп и читка. Оппонент – однотипная х*ета. Но даже несмотря на дерьмовое исполнение и свисты в толпе, Машу подхватила эта волна. Волна кача, драйва, противостояния!
– Вштырило? – проорала Лизка.
– Нормально стелят. Первый отлично зашел!
– А ты хотела дома сидеть! – не преминула напомнить подружка.
Мура только улыбнулась и вернулась взглядом к происходящему. О том, что с ее везением вечер не мог пройти гладко, она не думала ровно до того момента, как ведущий не представил новых участников.
– Вот же, бл*дь! – озвучила мысли Муры Лизетта. – И этот здесь. Выходит, вернулся в тусовку… Извини, Мур, я ведь не знала…
Из-за шума Маше приходилось прислушиваться к словам подруги, наклонив голову, а в ответ ей орать:
– Да по х*р! Смотрим дальше…
Но интересно уже не было. Тема у парней была какая-то остросоциальная, и обычно ей такие замесы нравились, но не сейчас. До конца представления осталась чисто из принципа. Ну, и чтобы Лизка лишний раз убедилась в ее равнодушии к Богатыреву. Не то потом плешь проест. Однако, как только раунд закончилось, Лиза поспешила ретироваться.
– Извини, Лизетта, я уже на ногах не держусь.
Маша пробралась сквозь плотную гудящую толпу к выходу, и с наслаждением вдохнула свежий, пропахший пылью, прибитой дождем, воздух. В прокуренном помещении, где, презрев все запреты, курили, казалось, все, сама Мура дышала вполсилы. Поэтому сейчас возможность вдохнуть полной грудью за счастье.
– Хороший вечер, – раздался хриплый голос за спиной.
– Да, неплохой… – покосилась на Севу Мура.
– Понравилось? – спросил, дернув головой в сторону входа.
– Нормуль.
– Я тут выпал ненадолго из жизни. Расскажешь, что здесь да как?
Сева достал сигареты и, выбив одну, губами вытащил ту из пачки.
– Навряд ли. Я редкий гость в этой тусовке, Сев, так что… Давай, до скорого.
– Тебя подкинуть?
Дверь в клуб открылась, окатив их новой порцией шума. Мура отрицательно покачала головой.
– Подожди… – Всеволод сделал несколько дерганый шаг и ухватил Машу за руку.
– Лапы от нее убери, козел! – раздался яростной голос Лизетты. Мура хмыкнула, разворачиваясь на звук. Наивно было полагать, что та отпустит ее так просто.
– Воу-воу… Придержи коней, подруга, – Богатырев выставил руки ладонями вперед, – че тебя так бомбит?
Проигнорировав Севу, Самойлова схватила Муру за руку, и потянула ту на себя.
– Эй, да что с тобой не так?
– Держись от нее подальше, понял?
– А ты с х*я ли здесь на меня свой маргарин вываливаешь?
– Да пошел ты, урод! – в порыве ярости Лизетта изо всех толкнула парня в грудь руками. Вообще-то, при обычных обстоятельствах хрупкая Лизка вряд ли могла причинить кому-то реальный вред. А Сева… Он просто отступил, но не учел, что под ногами ступенька. Как в замедленной съемке Мура наблюдала, как в глазах парня появилось недоумение, которое в мгновение сменилось страхом. Он покачнулся и, нелепо взмахнув руками, повалился на спину. Маша присела, с ужасом глядя на ноги Богатырева, которые неестественно изогнулись, застряв в спущенных на бедра джинсах. Протезы. Вместо ног у него были протезы…