Время от времени Тиэко их меняла, и тогда отец из чувства признательности за ее доброту рассказывал ей, откуда какая ткань: с Явы или из Персии, в какие годы и по каким эскизам она была изготовлена.
Разглядывая однажды вновь повешенные занавески, Тиэко сказала:
– Жаль такую ткань пускать на сумки, можно бы на платок, но слишком велик отрез. А что, если из него изготовить пояс для кимоно?
– Дай-ка ножницы,– попросил Такитиро.
Он ловко отрезал от ситцевой занавески широкую полосу:
– Это тебе на пояс.
– Не нужно, отец! – Она поглядела на Такитиро увлажнившимися глазами.
– Бери, бери! Может, когда увижу на тебе этот пояс, в моей тупой голове возникнет идея нового эскиза.
Именно этот пояс обернула Тиэко вокруг кимоно, отправляясь навестить отца.
Такитиро, конечно, приметил пояс, но разглядывать его не стал. Пояс был нарядный, с крупным рисунком в светлом и темном тонах. И все же подходит ли такой пояс для молодой девушки на выданье? – подумал Такитиро.
Тиэко поставила перед ним коробочку с рисовыми лепешками в форме полумесяца.
– Это для вас, отец. Только подождите минутку – я отварю тофу.
Тиэко поднялась с циновки и бросила взгляд на бамбуковую рощицу у ворот.
– Осень уже коснулась бамбука,– сказал отец.– Вот и глинобитная ограда местами обветшала и обвалилась. Старая стала, как я.
Тиэко привыкла к сетованиям отца, поэтому не стала ему возражать, лишь про себя прошептала: «Осень уже коснулась бамбука».
– Как сейчас выглядят вишни? – мягко спросил отец.
– Цветы почти все облетели, даже в пруду плавают лепестки. Правда, повыше в горах кое-где среди молодой листвы видны еще цветущие ветки. Очень красиво, когда глядишь на них издали.
– Угу.
Тиэко вышла в соседнюю комнату. Оттуда сразу послышался стук ножа, нарезавшего лук, потом удары пестика, которым девушка толкла сушеного тунца. Вскоре она внесла чашки с вареным тофу. Необходимая посуда была привезена сюда заранее из дома.
Тиэко присела рядом, усердно прислуживая отцу.
– Перекуси и ты со мной,– предложил Такитиро.
– Спасибо, отец.
Такитиро поглядел на плечи Тиэко, на грудь.
– Слишком скромно. Почему ты надеваешь только кимоно, сделанные по моим эскизам? Кроме тебя, наверное, никто их и не носит. Не годятся они для продажи.
– Я надеваю ваши кимоно потому, что они мне нравятся.
– Н-да… слишком скромные.
– Скромные – это верно.
– Впрочем, не так уж плохо, когда молодая девушка одевается скромно.– В голосе Такитиро неожиданно прозвучали жесткие нотки.
– Тем, кто понимает, нравится… Такитиро промолчал.
Теперь для него эскизы – всего лишь развлечение. И в их оптовой лавке, которая последнее время торговала одеждой, рассчитанной на рядового покупателя, приказчик отдавал в раскраску лишь два-три кимоно, изготовленных по эскизам Такитиро,– исключительно чтобы поддержать престиж хозяина. Материя для них всегда подбиралась с особой тщательностью, и одно охотно брала Тиэко.
– А все же тебе не следует носить только кимоно, изготовленные по моим эскизам, или же те, которыми торгует наша лавка. Ты вовсе не обязана это делать.
– Обязана? – удивилась Тиэко.– Неужели вы думаете, что я ношу их по обязанности?
– Ну что же, теперь будем знать: если ты начнешь принаряжаться, значит, у тебя появился дружок,– громко рассмеялся отец, хотя смех его прозвучал несколько нарочито.
Прислуживая отцу, Тизко невольно посматривала на его большой стол. Ничто не говорило о том, что Такитиро работал над очередным эскизом. Сбоку стояла Лишь тушечница с эдоской росписью по лаку и лежали два альбома с репродукциями (или, скорее, образцами) каллиграфических прописей.
Отец поселился в храме, чтобы забыть на время о своих торговых делах, подумала Тиэко.