– Джошуа? – уточнил Ньют осторожно.
– Приббор.
В последние полчаса Ньют слышал много совершенно невероятных вещей и почти был готов в это поверить, но надо же где-то и остановиться.
– Устройство назвали в честь живого человека? – спросил он.
– О, да. Старое доброе ланкаширское имя. Из французского пришло, по-моему. Может, еще скажете, что не слышали о сэре Хамфри Штукке…
– Ой, ну не надо…
– …который изобрел штуку, которая сделала возможным выкачивать воду из затопленных шахт. Или Пьетре В.Щитцо? Или Сайрусе Т.Штукенце, самом передовом черном изобретателе в Америке? Томас Эдисон как-то сказал, что единственные современные ему ученые-практики, которыми он восхищался, были Сайрус Т.Штукенц и Элла Ридер Приборчек.
Она посмотрела на лицо Ньюта и увидела на нем непонимающее выражение.
– Я о них диссертацию писала, – пояснила она. – О людях, которые изобрели вещи такие простые и повсеместно используемые, что все позабыли, что их когда-то кто-то изобрел, на самом-то деле. Сахара?
– Э…
– Обычно кладете два куска, – добавила Анафема сладко.
Ньют вновь уставился на карточку, что она ему дала.
Похоже, она думала, что карточка эта все объяснит.
Она не объяснила.
В середине была подчеркнутая линия. На левой стороне было немного чего-то – поэзии, похоже, – написанного черными чернилами. На правой, здесь красными чернилами, были пометки и комментарии. Вот как это выглядело:
Рука Ньюта автоматически залезла в карман. Его зажигалка исчезла.
– Что это значит? – спросил он хрипло.
– Слышали когда-нибудь про Агнес Безумцер? – спросила Анафема.
– Нет, – отозвался Ньют, отчаянно пытаясь защититься сарказмом. – Вы мне, я полагаю, сейчас скажете, что она изобрела безумцев.
– Еще одно старое доброе ланкаширское имя, – бросила Анафема холодно. – Если не верите, почитайте про суды над ведьмами в раннем семнадцатом веке. Она была моим предком. И один из ваших предков ее сжег живьем на костре. Вернее, попытался.
Ньют выслушал, поражаясь и ужасаясь, истории гибели Агнес Безумцер.
– Не-Возжелай-Жену-Ближнего-Своего Пульцифер? – переспросил он, когда Анафема закончила.
– В те дни такие имена были достаточно часты, – пояснила Анафема. – Как я понимаю, было в семье десять детей, а семья была очень религиозная. Были также Жадность Пульцифер, Лжесвидетель Пульцифер…
– Думаю, я понимаю, – проговорил Ньют. – Ну и ну. Мне казалось, Шедвелл сказал, что он раньше видел мое имя. Должно быть в архивах Армии. Думаю, если б меня звали «Возжелай-Жену-Ближнего-Своего», я бы больно сделал стольким людям, скольким можно.
– Думаю, он просто женщин очень не любил.
– Спасибо, что так спокойно воспринимаешь, – отозвался Ньют. – Я имею в виду, должен был быть предком. Пульциферов ведь немного. Может… вот поэтому-то я с Армией Охотников на Ведьм и встретился? Может, Судьба, – добавил он с надеждой.
Анафема покачала головой.
– Нет, – сказала она. – Нет такой вещи.
– Вообще, охота на ведьм сейчас – совсем не то, что тогда. Не думаю, что Шедвелл когда-нибудь делал что-то большее переворачивания корзин для мусора Дорис Стоукс.
– Скажу по секрету, с Агнес было трудно, – заметила Анафема неопределенно. – У нее была неустойчивая психика.
Ньют помахал листом бумаги.
– Но какое отношение она имеет к этому? – спросил он.
– Она это написала. Вернее, оригинал. Это № 3819 из «Прелестных и аккуратных пророчеств Агнес Безумцер», впервые опубликованных в 1655-ом.
Ньют опять уставился на пророчество. Его рот открылся и закрылся.
– Она знала, что я машину разобью? – спросил он потрясенно.
– Да. Нет. Скорее всего, нет. Трудно сказать. Видишь ли, Агнес была худшим из живших пророков. Потому что она всегда была права. Потому-то книга никогда не продавалась.