Мы проехали по парковке, засыпанной галькой, и я припарковал машину под деревьями в самом ее конце. Внутри дым вился вокруг высоких, с жесткими локонами, покрытыми лаком, причесок женщин, как туман вокруг айсбергов. На задней стене висели два флага – национальный и флаг конфедератов[18]. Под ними располагалась фотография Ронни Рейгана с его героической прической. Из музыкального ящика доносилась песня в исполнении Уэйлона[19], вокруг раздавались смех и дружеские разговоры – мне показалось, что здесь все спокойно.
Несколько человек взглянули на нас, когда мы вошли, – по виду Рокки годилась мне в дочери. По их мнению, она ею и была. Воротник рубашки у бармена был поднят, а рукава оторваны. Он раз десять перевел глаза с лица Рокки на ее удостоверение и обратно.
Я заказал бутылку «Бада»[20] и порцию «Джонни Уокера».
Девушка стояла на цыпочках и постукивала пальчиком по стойке бара.
– У вас есть грейпфрутовый сок?
Бармен кивнул утвердительно. У него были тонкие, сальные усы, волосы на голове были прилизаны и разделены пробором, как у бухгалтера.
– А какой? – спросила Рокки. – Желтый или розовый?
Бармен достал маленькую баночку из холодильника.
– Желтый.
– Классно, – восхитилась девушка. – И еще дайте мне сосиску с двойной солью, и добавьте еще немного соли.
С таким заказом тебя могли послать куда подальше в любом заведении, но я увидел, что на лице у нее была самая милая улыбка, на которую она только была способна, – та самая, которая могла растопить любой лед. На то, как бармен улыбнулся ей в ответ, я внимания обращать не стал.
Все, кто сидел за стойкой, прекратили разговоры и уставились на нас.
Все они пили «Бад» или «Миллер» и, наверное, были оскорблены «выпендрежностью» нашего заказа. В центре зала стояло всего несколько столиков, и все они были заняты, поэтому мы отошли от стойки и пристроились у полки, располагавшейся вдоль задней стены заведения.
Меньше чем за пять минут мы выпили все, что заказали.
– Еще четыре или пять порций того же самого, и я приду в себя, – заметила Рокки.
– И не говори.
Она протянула мне пустой стакан.
– Можешь за мной поухаживать? Только сегодня.
Я кивнул. Но когда я подходил к бару за следующей порцией выпивки, старые инстинкты заставили волосы у меня на затылке зашевелиться. Первое и самое жесткое правило в тюрьме гласит о том, что ты мотаешь только свой срок, и ничей больше. Публика наблюдала, как я делаю заказ. Поведение бармена, когда он готовил соленую сосиску, тоже сильно изменилось. Когда я вернулся к Рокки, возле нее стояли двое сосунков, опирающихся на биллиардные кии. Оба они тупо улыбались, глядя на то, как она подрагивает коленкой и улыбается им в ответ. Я поставил выпивку на полку.
– Спасибо, – сказала девушка. – А это Кертис и Дэвид.
Они оба были худые и ширококостные, оба носили бейсболки. Их они сдвигали низко на лоб, закрывая плоские, узкие лица и маленькие, близко посаженные глазки, которые, как мне кажется, являются результатом смешанных браков в дельте Миссисипи. Я кивнул, заметив горькое разочарование, которое появилось на их лицах.
– Они работают на заводе в Сулфуре, – пояснила Рокки. – А Кертис еще выступает в родео.
– Ага, – произнес один из них и протянул мне руку для пожатия. – А вы как сюда попали?
– Приятно познакомиться, – пожал я его руку, после чего повернулся к ним спиной. По глазам Рокки я понял, что они все еще стоят за мной, и посмотрел через плечо.
– Послушай, – сказал один из них. – Не хочешь сгонять партию в пул?
– Нет, спасибо. – Я опять повернулся к ним лицом. – Ребята, идите-ка вы своей дорогой.
Их грудные клетки надулись, а в глазах появилось преувеличенно обиженное выражение. Они переглянулись между собой и стали буравить меня своими холодными маленькими глазками, пустыми и темными, как глаза мертвой рыбы. С такими уродами, как они, я сталкивался всю свою жизнь. Деревенские бараны в состоянии вечного недовольства жизнью. В детстве они издеваются над животными, а когда вырастают, то порют своих детей ремнем и, набравшись, разбивают свои грузовики. К сорока годам они обращаются к Богу, начинают ходить в церковь и спать с проститутками.
– Можно бы и не грубить, мистер.
– Я прошу вас, ну пожалуйста, – вмешалась Рокки, – плюньте вы на это. Мой дядька нормальный мужик.
Они опять посмотрели друг на друга, в то время как я не отрывал от них взгляда; я почувствовал, как на лбу у меня вздулась вена. Наконец сосунки прекратили сверлить меня своими взглядами, кивнули ей с претензией на элегантность и вернулись к своей игре, даже не обернувшись.
– Боже, приятель, – сказала девушка, – что это на тебя нашло?
– Мы здесь не для того, чтобы знакомства заводить, – заметил я, отхлебнув виски. – Тебе это понятно?
– Не знаю. Если бы ты оторвал головы этим двум, то это никак не помогло бы нам сохранить анонимность.
Я промолчал, но про себя заметил, как быстро и легко смог подавить приступ ярости, который вполне мог привести к тому, что я искалечил бы этих несчастных.
Эта ярость всегда жила во мне. И всегда была готова вырваться наружу.
Но сейчас это было бы неправильно, принимая во внимание ситуацию и то, кем была эта девчонка. Сосунки посматривали на нас от бильярдного стола и переговаривались между собою. Я прихлебывал пиво, рассматривая плакат с группой поддержки «Сэйнтс»[21]. Взгляд, которым Рокки смотрела на меня, изменился – он стал более настороженным. Свет от музыкального автомата падал ей на лицо и заставлял ее глаза ритмично мерцать. Я смотрел на них.
– В чем дело?
– У тебя зеленые глаза. Я никак не мог определить.
– Ни фига себе, приятель. А тебе не кажется, что ты немножко странный?
– Ты зачем их пригласила? – спросил я, закуривая сигарету.
– Хотела попросить у них закурить. А теперь воспользуюсь твоими. – Она засунула руку в карман моей куртки и выудила пачку «Кэмел». Достав одну сигарету, положила пачку на место. Все ее жесты были очень хорошо рассчитаны и в то же время выглядели совсем неумелыми.
– Неправда.
– А ты откуда знаешь? – Теперь она играла роль соблазнительницы.
– У многих людей, когда они врут, глаза косят в левую сторону.
– Кончай прикалываться.
– Нет, правда.
– Мои не косили.
– Голову даю, да.
Рокки рассмеялась и зажгла сигарету. Когда она глубоко затянулись, ее глаза закрылись от удовольствия. Она позволила дыму медленно вытечь изо рта. Ее голос звучал низко, почти призывно.
– Ты же сказал, что мне понадобятся деньги, правильно? То есть я хочу сказать, что мы оба с этим согласились.
Звенящий, одинокий звук перекрыл шум бара – музыкальный ящик заиграл белыми и розовыми цветами.
– Для тебя это слишком мелко. Ты только не обижайся. Ты еще слишком молода. Может быть, ты захочешь достичь чего-то большего в будущем.
Она подошла ближе и положила руку на мою кисть. По руке и предплечью прошла волна тепла.
– Мне это тоже не нравится, приятель. Но все мои деньги остались там, в городе.
– Ты вполне могла заставить меня в это поверить, но перегнула палку.
Рука на моей кисти была лишней. Перебор.
Однако своей руки я не отнял, а она отступила слегка назад, с приоткрытой и дрожащей нижней губой.
– Да все нормально. – Я допил виски. – Просто не пытайся играть со мной, детка. Ни к чему хорошему это тебя не приведет.
Сложив на груди руки и сжав зубы, она стала заводиться, но я остановил ее прежде, чем она заговорила.
– Успокойся. Просто прекрати это. Прекрати изображать из себя какую-то оторву, со всеми этими твоими полунамеками. Договорились? И я оставлю тебя в покое.
Я поставил бутылку и увидел, как ее губы расслабились. Она топнула ногой.