Мы посидели немного, помолчали, потом Лео нерешительно спросил:
– Поскольку я не знаю, как сейчас живу, скажи мне: смогу ли я вести прежний образ жизни, сидя в инвалидном кресле? Насколько я помню себя прежнего, то не смогу…
Встретившись с ним взглядом, я сохранила невозмутимость. Возможно, это был самый храбрый поступок за всю мою жизнь. Приподняв подбородок и выпрямив спину, я отогнала от себя малейшие признаки слабости. Я хотела, чтобы он видел: я смело смотрю в будущее, и ему придется делать так же. Поплачу я позже.
– Начнем с того, – произнесла я, – что никто не говорит, будто ты надолго задержишься в инвалидном кресле. Всего две недели назад я подписала документы с разрешением донорства органов, а сейчас ты сидишь в постели и со мной разговариваешь. Ты уже доказал, что отказываешься вести себя так, как от тебя ожидают другие. Лично я не сомневаюсь в том, что ты заставишь ходить свои ноги хотя бы из чистого упрямства. А до того мы будем приспосабливаться.
Вот только из нас двоих я никогда не отличалась силой духа. Я – из тех, кто расстраивается, даже когда роняет шляпку, а переживаю я настолько глубоко, что не могу отличить хорошее решение от плохого, если в дело вмешивается мое сердце. Когда же мне предназначено судьбой до конца жизни помогать мужу в случае, если дело обернется совсем уж плохо для него, то, черт побери, сейчас совсем не то время, чтобы сообщать ему правду… Лео удивила горячность моего заявления. Немного подумав, он криво улыбнулся. Его веки отяжелели, кожа побледнела, но муж улыбался. Я почувствовала огромное облегчение, что наконец-то сумела немного его успокоить.
– У меня такое ощущение, словно мне снится странный сон, – признался Лео.
Он поудобнее зарылся в подушки. Я присела рядом с его койкой и выудила из своей сумочки iPаd. Лео глянул на меня.
– Что ты делаешь?
– Мне нужно ответить на деловые письма, а тебе пора встретиться с настоящим сном, – сказала я. – Мы поговорим позже. Я буду здесь, когда ты проснешься.
Так и будет. Несмотря на все, что между нами случилось, я останусь рядом столько, сколько ему понадобится.
Глава четвертая
Лео
Январь 2011 года
Мы с Молли, погруженные в молчание, шли рядом прогулочным шагом, попивая свой кофе. Я старался придумать, как сделать так, чтобы не пришлось рассказывать ей правду о Деклане, но в то же время я подбирал слова на случай, если все-таки доведется.
– Как ты поранил себе руку? – спросила Молли.
Я взглянул на нее.
– Это плечо. Поймал шальную пулю в Ливии.
– В тебя стреляли?
– Профессиональный риск.
– М-м-м… Тебе ведь сейчас противопоказаны нагрузки?
– Ничего страшного, я в порядке.
– А вот я не очень. Ноги меня погубят, – вздохнув, произнесла Молли и засмеялась. – Пару дней назад я занималась пилатесом[2]. Не представляю, о чем я тогда думала. Можно где-нибудь присесть?
Мы зашагали по направлению к Парку первого флота, небольшому участку зелени между Скалами и Круговой набережной. Автоматически мы направились к единственной свободной скамейке в парке. Она располагалась под ветвями шинуса[3]. Когда мы к ней подошли, над нашими головами взвилась стая чаек. Я отогнал их, и мы уселись.
– Ну же? – вырвалось у Молли, как только мы сели.
Внезапно вся речь, которую я подготовил по дороге из кафе, показалась до боли бессмысленной.
– Дек был замечательным человеком, Молли. Он очень тебя любил.
– Я знаю. Пожалуйста, скажи мне то, чего я не знаю.
– Я хочу, чтобы ты об этом не забывала, помнила, каким замечательным человеком и любящим братом он был. Именно это важно, а не те проблемы, с которыми он боролся.
– Ты знал его хорошо, поэтому можешь об этом говорить. Все, что мне известно о Деклане, – это то, что он пользовался популярностью, был умен и обладал шармом. Но если бы все это на самом деле было чистой правдой, мы бы здесь не сидели, а моя мама не замолкала бы всякий раз, когда кто-то произносит имя Деклана… даже спустя десять лет после его смерти.
– Ну, ты, по крайней мере, знала его таким, каким он хотел, чтобы ты его считала. В этом есть свой резон. Он не хотел, чтобы ты это узнала.
– Потому, что я была ему сестрой?
– Потому, что ты – это ты. Он тебя просто обожал.
– Ты хочешь сказать, что мама и папа лгали мне все эти десять лет только потому, что Деклан меня «обожал»?
– Нет, со времени его смерти это потеряло смысл, но, пока Деклан был жив, для него было очень важно, чтобы ты смотрела на него снизу вверх.
– И кем же он был, Лео? Был ли он вообще похож на тот образ, который я себе тогда вообразила?
Вздохнув, я стал смотреть на воды гавани, обдумывая, что сказать.
– Не все, о чем ты говоришь, было неправдой. Он бывал очень мил, обладал шармом, но вот учился твой брат неважно. Он очень старался, но, если уж начистоту, не сумел по-настоящему хорошо освоить университетский курс.
– А я-то всегда считала, что он был лучшим на потоке, – произнесла Молли несколько отстраненно, словно раздумывала вслух.
– Дек попал в университет только потому, что этого хотел ваш отец, Молли. Каждое лето он зубрил предметы, и только так ему удалось все же получить свой диплом.
– Ты упоминал о каких-то проблемах, с которыми брат боролся.
– Да. Дек…
Было даже тяжелее, чем я предполагал. Я откашлялся.
– Как большинство ребят в универе, на первом и втором курсе мы немного баловались наркотиками, ничего серьезного, знаешь ли. Все выросли из этого и угомонились, а вот Деклан так и не сумел понять, что пора с этим завязывать. Ты меня понимаешь?
– Деклан был наркоманом? – прошептала Молли.
Какого черта это мне приходится ей сообщать?
– Извини, Молли.
– Это неправда. Не может такого быть! Как я могла такое не заметить?
– Разве ты не жила некоторое время за границей?
– Да, но я пробыла там всего лишь год. Когда я вернулась в Сидней, с братом все было в порядке.
– На самом деле не было.
Я тяжело вздохнул, она тоже.
– Ну… да, по-видимому…
Я немного подождал, решив, что Молли нужно дать время, чтобы справиться с тем, о чем она только что узнала. Я был уверен, что ей надо всплакнуть. Спустя некоторое время я взглянул, проверяя, плачет ли она. Ее глаза оставались сухими. Она бессмысленно смотрела на воды залива. Вдруг на меня накатило ощущение дежавю: точно такое же ничего не выражающее выражение я видел на ее лице во время похорон брата. Судя по всему, потрясение и горе, вызванные его утратой, оказались тогда слишком сильными, чтобы можно было быстро с ними справиться.
– Как ты? В порядке? – спросил я.
– Я пыталась убедить себя, что ты сумасшедший или просто врешь мне, – тихо произнесла она, а затем бросила в мою сторону хмурый взгляд, – но ничего не получается. Я вижу, что ты не лжешь.
– Как я понимаю, настоящие проблемы начались у Дека на втором или третьем курсе, – тихим голосом сообщил я ей. – Возле него вечно крутились девушки, но твой брат никогда не умел с ними разговаривать. Он вечно повторял мне, что им ничего, кроме его денег, не нужно. Деку хотелось вылезти из раковины неуверенности, в которой он пребывал большую часть времени. После наркотиков он превращался в совершенно другого человека, общительного и самоуверенного парня, становясь душой любой компании.
– Я видела его в таком состоянии?
– Не знаю точно. Помню, в последний свой год он встречал Рождество вместе с тобой. К тому времени он окончательно потерял над собой контроль, так что, полагаю, видела.
– Тогда почему я ничего не замечала?
– Просто ты не знала, что замечать.
– Какие препараты он принимал?
Было бы проще назвать ей наркотики, которые Деклан не принимал, но Молли этого знать не стоило.