– С тех пор, как его сюда поставили, люди стали меньше пить. – Используя согнутый указательный палец, инспектор поднял стальной стул и поставил его перед письменным столом. – Экономит время – а то пока дойдешь, пока вернешься…
Зволински опустился на деревянный стул, а Беттингер расплющил свои ягодицы на предложенном ему квадрате холодного металла.
– Если хотите, можете снять куртку, – сказал босс.
– Нет, благодарю вас. – Понять ответ детектива было совсем нетрудно.
– Как вам нравится Миссури? – Инспектор поднял ладонь, которая могла остановить грузовик. – Только не вдавайтесь в детали – у вас уже есть девять дел.
– В таком случае переходите к следующему вопросу.
– Хорошо. – Зволински хлопнул огромными ладонями. – Ты должен понять, что́ именно устанавливает параметры и определяет принципы наших процедур.
Жюль кивнул.
– В большинстве городов нашей страны на одного полицейского офицера приходится пятьсот гражданских лиц, – продолжал инспектор. – Это среднее значение… Хотя в таких больших богатых мегаполисах, как Нью-Йорк, на каждого полицейского приходится всего двести пятьдесят обычных жителей. – Зволински обвел рукой зал. – У нас здесь двадцать четыре парня со значками, включая тебя и тех, у кого сегодня выходной. В соответствии с последней переписью население Виктори составляет двадцать шесть тысяч человек. Таким образом, у нас один полицейский приходится на тысячу человек, что значительно меньше минимально допустимого уровня.
Беттингер уже знал об этой отрезвляющей статистике из отчета, который ему предоставил прежний босс.
– Похоже, ты уже в курсе, – заметил его собеседник. – Впрочем, цифры не совсем точные: еще от шести до десяти тысяч человек живут в брошенных домах и канализационных трубах. Они не входят в основной список.
Детектив попытался представить жизнь в канализационных трубах Виктори.
– В результате, – продолжал Зволински, – на каждого офицера нашего участка приходится тысяча четыреста человек. Однако и это еще не самое плохое. Примерно семьдесят процентов мужчин Виктори в возрасте от восемнадцати до сорока пяти лет имеют судимости. И можно не сомневаться, что жители заброшенных домов и канализации увеличивают этот процент до восьмидесяти…
За восьмеркой следует ноль.
Беттингер состроил гримасу.
– Таковы жутковатые цифры. – Шеф щелкнул костяшками пальцев. – Каждый офицер несет ответственность минимум за семьсот преступников, из которых от четырехсот до пятисот совершали акты насилия.
Жюль подумал, что его семье следует переехать в город, который расположен дальше, чем в восьмидесяти милях от Виктори.
– Я описал общую картину того, что здесь происходит, – сказал инспектор, – и тебе следует держать это в голове, когда будешь выбирать дела, на которые стоит тратить время. Спасать жизни невинных людей важнее, чем не давать гангстерам стрелять друг в друга. Помешать гангстерам убивать друг друга важнее, чем посадить в тюрьму продавца наркотиков. «Закрыть» наркоторговца важнее, чем поймать угонщика машин. Не стоит убивать в комнате мух, когда там летает шершень.
– Понятно. – Беттингера воодушевила мысль о боссе, который казался разумным полицейским, а не бюрократом.
– Есть три вещи, помогающие закрывать дела: работа, удача и глупость плохих парней. Первое можно контролировать, но во многих случаях этого недостаточно. К тому же у тебя всегда – всегда! – больше дел, чем ты способен расследовать, и твои главные решения связаны с выбором того из них, за которое стоит браться.
– Я в состоянии выделить приоритеты, – ответил детектив.
– Твой напарник очень своенравен. – Инспектор показал рукой через зал. – Вон тот большой черный парень в бинтах.
Жюль посмотрел в указанном направлении: за ободранным письменным столом сидел очень крупный хорошо сложенный чернокожий в оливково-зеленом костюме, с носом, как у быка, и с марлевыми повязками на лице и шее. Его маленькие глазки смотрели в компьютер, который пережил девяностые годы.
– Его зовут Доминик Уильямс, – добавил Зволински.
Беттингер посмотрел на босса.
– Своенравен?
– Он нарушил несколько законов и получил нехорошую огласку, поэтому я объявил выговор ему и его напарнику – понизил их до капралов. Я думаю – надеюсь, – что Доминик – муха, а не шершень. Ты понимаешь, в чем разница?
– Муха подбрасывает пакет с марихуаной после ареста. Шершень фальсифицирует улики, вымогает деньги у гражданских лиц и стреляет в тех, кто ему не нравится.
– Правильно. – Зволински поскреб свою серебристую шкуру. – Ты не похож на придурка.
– Дайте мне время.
– Теперь ты работаешь с ним. Не позволяй ему нарушать закон – даже по мелочам.
– Я буду строг.
– А теперь тебе предстоит изучить все это. – Инспектор показал на стопку досье высотой в пять дюймов. – Начни с дела, что лежит сверху, – убийство, обернувшееся несколькими случаями некрофилии.
Беттингер потянулся вперед и взял документы.
– Тот, кто это сделал, не подъезжает к жене дважды в неделю, чтобы заняться сексом в позе миссионера.
– Верно. – Зволински указал в сторону двери. – Принимайся за работу.
Глава 7
Спасибо за своевременный совет
С папками в руках, весившими больше, чем ланч, Беттингер направился к Доминику Уильямсу. Сидевшие за столами офицеры были так погружены в свою работу, что даже не замечали, как его тень скользит по их письменным столам. Вскоре детектив добрался до цели своего путешествия и переложил папки с делами в левую руку, а затем снял перчатки и протянул новому напарнику правую руку.
– Жюль Беттингер.
Доминик посмотрел на протянутую руку так, словно она вот-вот начнет плеваться ядом.
– Ты настоящая ищейка или ОВР[5]?
– Первое.
– Судя по всему, ходил в колледж. – Эти слова прозвучали совсем не как комплимент.
– И степень имею.
– Ты похож на долбаное затмение.
Детектив опустил протянутую руку и уронил папки на письменный стол Уильямса.
– Что у тебя есть на Элейн Джеймс?
– На кого?
– Жертва убийства, которую нашли в магазине на Гансон-стрит. Над ее телом надругались уже после смерти. Многократно.
– Белая цыпочка?
– Да.
Доминик наморщил лоб, и его повязка мигрировала к центру. Очевидно, мыслительный процесс у этого человека требовал участия множества мышц.
– Тебе известно что-нибудь еще, кроме цвета ее кожи? – осведомился Беттингер.
Громадный коп пожал плечами.
– Ты видел тело? – продолжил расспрашивать его детектив.
– Да. – Уильямс показал на досье.
– Только фотографии?
– Их там полно.
– Поехали в морг.
– Ты и поезжай. Я занят. – Новый напарник Жюля хлопнул по компьютеру с фотороботами двух молодых белых бандитов на мониторе.
Беттингер указал на досье Элейн Джеймс.
– Это для нас важнее.
– Нас? Мы помолвлены?
– Инспектор Зволински сделал нас напарниками. И чтобы окончательно развеять твои сомнения, напоминаю – ты капрал, а я детектив.
В маленьких глазках Доминика сверкнула ярость, и Жюль подумал, что тот попытается его ударить.
Однако через мгновение Уильямс успокоился и покачал головой.
– Дерзкий ниггер.
– Ты знаешь, где находится морг?
– Я знаю, где долбаный морг. Я работаю в Виктори уже…
– Выключай компьютер и поехали.
Беттингер снова надел перчатки, взял досье Элейн Джеймс и пошел к выходу. Новый напарник последовал за ним.
Доминик уселся за руль роскошного серебристого автомобиля, а детектив захлопнул дверцу со стороны пассажира. Двигатель заурчал, и машина выехала со стоянки.
– Я бы не стал заморачиваться, – заметил Уильямс, когда они проезжали мимо хетчбэка.
Серебристый автомобиль промчался на восток по Пятьдесят Шестой и свернул на юг по Принсесс-драйв, широкой улице, шедшей параллельно Саммер, но находившейся в гораздо худшем состоянии. В течение двадцатиминутной поездки оба мужчины молчали.