– Кто мог предсказать это?
– Вы могли. Вы должны были узнать ее биографию, если решили увезти ее.
– Так я и узнал ее биографию, Директор. Она прожила более трех десятилетий на Солярии. Она выросла там и жила в окружении одних роботов. Людей видела только в трехмерном изображении, за исключением мужа, но и тот не часто посещал ее. Ей трудно было приспособиться, когда она приехала на Аврору, и даже там она жила в основном среди роботов. За два с лишним века она едва ли видела двадцать человек одновременно, а здесь было четыре тысячи. Я считал, что она сможет сказать лишь несколько слов, если вообще сможет. Откуда мне было знать, что она демагог.
– Вы должны были остановить ее. Вы же сидели рядом?
– Вы хотели скандала? Люди восхищалась ею. Вы были там и знаете. Если бы я заставил ее сесть, они штурмовали бы платформу. Но ведь вы и сами, Директор, не пытались остановить ее.
Пандарал откашлялся.
– Я думал об этом, но каждый раз, когда оглядывался, встречался глазами с ее роботом – ну, тем, который похож на робота.
– С Жискаром. Ну и что? Он же не мог повредить вам.
– Знаю, но он нервировал меня и каким-то образом отгонял мои намерения.
– Ладно, неважно, директор, – сказал Диджи, теперь полностью одетый, и придвинул к собеседнику поднос с завтраком. – Кофе еще горячий, берите булочку и джем. Все просто хорошо. Не думаю, что публика переполнится любовью к роботам и космонитам и испортит нашу политику. Все это даже может пойти на пользу. Если космониты услышат об этом, партия Фастальфа может усилиться. Хотя сам Фастальф умер, партия его жива, и нам нужно поддерживать ее политику умеренности.
– Я думаю о том, – сказал Пандарал, – что через пять месяцев соберется Всепоселенческий Конгресс, и я услышу множество ядовитых замечаний, намеков на умиротворение Бейли-мира и на любовь его жителей к космонитам. Скажу вам, – добавил он угрюмо, – чем меньше планеты, тем больше на ней ястребов.
– А вы им это и скажите, – посоветовал Диджи. – На публике держитесь по-государственному, а когда отведете их в сторону, посмотрите им прямо в глаза и скажите, что на Бейли-мире свобода слова, и мы намерены поддерживать ее и в дальнейшем.
Скажите им, что Бейли-мир принимает близко к сердцу интересы Земли, но если какая-нибудь планета хочет доказать большую преданность Земле тем, что объявит войну космонитам, Бейли-мир будет с интересом наблюдать за этим, но и только. Это заткнет им глотки.
– Ой, нет, – с тревогой сказал Пандарал. – Такого сорта замечание может просочиться, и будет страшная вонь.
– К сожалению, вы правы. Но ДУМАЙТЕ об этом и не позволяйте этим безмозглым горлопанам уговорить вас.
Пандарал вздохнул.
– Полагаю, что мы справимся, но прошлый вечер оборвал наши планы на высокой ноте. Вот о чем я реально жалею.
– На какой высокой ноте?
– Когда вы уехали с Авроры на Солярию, туда же отправились два аврорских корабля. Вы об этом знали?
– Нет, но предполагал что-то в этом роде, – равнодушно ответил Диджи.
– Именно по этой причине я и позаботился попасть на Солярию обходным путем.
– Одни из аврорских кораблей приземлился на Солярии в нескольких тысячах километров от вас, так что он, похоже, не собирался следить за вами, а второй остался на орбите.
– Разумно. Я бы сделал то же самое, если бы имел в своем распоряжении второй корабль.
– Приземлившийся аврорский корабль был уничтожен в считанные часы. Тот, что был на орбите, сообщил об этом и получил приказ вернуться. Торговая мониторная станция перехватила сообщение и передала нам.
– Рапорт был некодированный?
– Нет, конечно, кодированный, но этот код мы раскрыли.
Диджи задумчиво кивнул.
– Очень интересно. Полагаю, у них на борту не было никого, кто говорил бы по-соляриански.