Меня он не может заставить забыть, он вообще не может вмешиваться в мой мозг. Благодарю тебя, Дэниел, что ты дал мне случай сделать это совершенно спокойно.
– Но эмоции мадам Глэдис так тесно связаны с Жискаром, что принуждение к забвению может повредить ей.
– Это может решать только Жискар, – сказала Василия. – Жискар, ты мой. Ты это знаешь, и я приказываю тебе ввести забвение в мозг этого человекообразного робота, который стоит рядом с тобой, и в женщину, которая неправильно считает тебя своей собственностью. Сделай это, пока она спит и тогда это не принесет ей никакого вреда.
– Друг Жискар, – сказал Дэниел, – леди Глэдис – твоя законная хозяйка. Если ты внушишь забвение леди Василии, ей вреда не будет.
– Будет, – тут же возразила Василия. – Солярианке не будет вреда, поскольку у нее лишь впечатление, что она владелица Жискара. А я знаю о ментальной силе Жискара. Вытеснить это из меня сложнее, и поскольку я твердо намерена сохранить это знание, в процессе удаления его Жискар нанесет мне ущерб.
– Друг Жискар, – начал Дэниел, но Василия сказала твердо и властно:
– Робот Дэниел Оливо, приказываю тебе замолчать. Я не хозяйка тебе, но твоя хозяйка спит и не отдает контрраспоряжение, поэтому ты ДОЛЖЕН повиноваться моему приказу.
Дэниел замолчал, но губы его шевелились, словно он пытался заговорить вопреки приказу. Василия следила за ним, иронически улыбаясь.
– Видишь, Дэниел, ты не можешь говорить.
И Дэниел сказал хриплым голосом:
– Могу, мадам. Мне трудно, но я могу, потому что кое-что предшествует вашему приказу, управляемому только Вторым Законом.
Василия широко раскрыла глаза и резко сказала:
– Молчи, я сказала! Ничто не может предшествовать моему приказу, кроме Первого Закона, а я уже показала, что Жискар нанесет наименьший вред – в сущности, вообще никакого – если вернется ко мне.
Он повредит мне – хотя именно он меньше всего способен принести вред – если примет любой другой ход действий.
Она уставила палец на Дэниела и прошипела:
– Молчать!
Дэниел с явным усилием издал какой-то звук вроде жужжания. Затем он сказал более тихим, но все еще слышным шепотом:
– Мадам Василия, есть кое-что, превосходящее Первый Закон.
Жискар сказал также тихо:
– Друг Дэниел, ты не должен так говорить. Ничто не превышает Первый Закон.
Василия, слегка нахмурившись, проявила искру интереса.
– Вот как? Дэниел, предупреждаю тебя, если ты пойдешь дальше в этом споре, ты просто разрушишься. Я никогда не видела робота, делающего то, что делаешь ты и, наверное, будет очень интересно наблюдать твое самоуничтожение. Говори.
После этого приказа голос Дэниела немедленно стал вполне нормальным. Он посмотрел прямо на Василию, ожидавшую продолжения, и начал:
– Спасибо, мадам Василия. Много лет назад я сидел у смертного ложа землянина, о котором вы не велели мне упоминать. Могу ли я теперь упомянуть его имя, или вы и так знаете, о ком я говорю?
– Об этом полицейском, Бейли, – беззвучно сказала Василия.
– Да, мадам. Он сказал мне перед смертью: работа каждого индивидуума вносит вклад в целое и таким образом становится вечной частью целого. Это целое – сумма человеческих жизней, прошлых, настоящих и будущих, вроде ковра, существующего много тысячелетий, и он стал более прекрасным за все это время. Даже космониты являются частью ковра, они добавляют замысловатость и красоту его рисунку. Индивидуальная жизнь – это одна ниточка ковра, а что такое одна нитка по сравнению с целым? Дэниел, сказал он, держи свой мозг твердо направленным на ковер и не позволяй себе горевать из-за одной нитки.
– Слащавая сентиментальность! – пробормотала Василия.