Вскоре они действительно начали расходиться.
Ближе к вечеру из Афин прибыл большой военный вертолет с десятком полицейских для охраны и инспектором полиции Георгидисом (если я не путаю фамилию). Он все осмотрел, все облазил, побеседовал с каждым из нас, выдвинул ящики столов во всех комнатах и лабораториях, а оставшись наедине со мной, лукаво проговорил:
-Что ж, господин Макреди. Чего я только ни видел, чего только вы мне ни сообщили, а самое важное всетаки утаили:свое создание!
С полицейскими инспекторами я хитрить не любитель, но что касается прототипа, откровенничать о нем с Георгидисом мне не хотелось. ООН все еще не давала разрешения на снятие секретности с проекта...
- Кого вы имеете в виду, господин инспектор?
- Неужели вы так наивны, доктор? Все вы здесь иностранные, работаете в нашей стране уже семь лет. Разве мыслимо, чтобы мы кое-чем не заинтересовались? Чтобы оставили вас просто так, без присмотра?..
- Что вы, я понимаю. Шпионаж нынче в моде.
- Не шпионаж, а меры безопасности. Итак, оно готово?
- Да, - признал я.
- Может у него быть что-нибудь общее с происшествием?
-Нет.
- Вы уверены?
- В убийствах разбираетесь вы, в искусственном интеллекте - я. Он стационарен, лишен конечностей, и вообще какая-либо связь здесь немыслима.
- Я хотел бы его видеть.
- Хорошо, но предупреждаю: характер у него особенный, странный. Ничему не удивляйтесь. И не обижайте его.
Когда мы вошли, инспектор принялся озираться по сторонам; интересно, чего он, бедняга, ожидал?
Даже фуражку сдернул и поклонился наобум.
- Где он? - в замешательстве шепнул мне на ухо Георгидис.
- Перед вами.
- А, этот ящик? - он был неприятно удивлен.
- Полицейский, что ли? - внезапно рявкнул прототип, а инспектор, чуть не подскочив, утвердительно кивнул и снова поклонился.
- По поводу смерти Марии, - объяснил я.
-К вашим услугам. Готов ответить на любые вопросы.
- У меня нет вопросов, сударь (до чего смешно прозвучало это обращение!). Мне просто хотелось с вами познакомиться.
- Жаль, что меня не предупредили. Я бы выбрал более подходящий к случаю туалет.
Инспектор поморщился, ирония была уж очень прозрачной.
- Только вот о самоубийстве хотел... если позволите.
- Отвечу вам словами Шопенгауэра, инспектор.
"Жизнь представляет собой нескончаемую ложь в большом и малом.
Она обещает и не сдерживает своих обещаний, дабы показать, сколь недостойно желания было желанное.
Если жизнь и дает нам что-то, то лишь для того, чтобы потом отнять.
Настоящее всегда неудовлетворительно, будущее неизвестно, а прошлое безвозвратно.
Ничто не заслуживает наших стремлений, наших усилий и нашей борьбы, все вещи ничтожны, жизнь есть банкротство. С любой точки зрения жизнь - это предприятие, не способное покрыть собственные расходы".
- Ладно, ладно. Я ведь спросил о конкретном самоубийстве.
- Она ушла в мир Исаила, там бытие осмысленно, а потому ценно. Там она счастлива.
- Счастлива, вот как? - переспросил инспектор, только чтобы не показать виду, что ничего не понял.
- Как-то орел, лев и змея спросили Заратустру: "О, Заратустра, не счастье ли свое ищешь ты взглядом?" Седой мудрец ответил: "Давным-давно не стремлюсь я к счастью, я стремлюсь к своему делу".
Мария пренебрегла своим мелким человеческим счастьем ради большого счастья нашего дела.
- Чрезвычайно вам благодарен, сударь, - сказал инспектор.
Мы пошли к двери. И тогда произошло чудо! Ничего страшнее со мной в жизни не случалось.
Мария заговорила!
И это действительно была Мария.
Мертвая. Голос ее донесся будто и впрямь с того света:
- Я в ином мире, Райнхард! - говорила она, и голос ее сопровождался звуками гигантского органа. Я обернулся. Разумеется, в зале ее не было.