Аккуратно приподняв документ за уголок, комиссар начал читать следующий, тот, что был под ним. Это оказалось рекомендательное письмо, написанное проректором Университета Канзаса (город Лоренс, штат Канзас), в котором утверждалось, что Джозеф Никерсон является старшим преподавателем дисциплины «История Европы», специализируется на истории мореплавания и средиземноморской торговли и читает лекции на эту тему. Далее выражалась надежда на то, что библиотека позволит господину Никерсону воспользоваться своими фондами. Под неразборчивой подписью – фамилия и инициалы проректора.
Брунетти взял письмо за верхние уголки, поднял его и повернулся к окну, чтобы посмотреть бумагу на просвет. Шапка фирменного бланка была напечатана на принтере, возможно, на том же, что и текст. Сделать это мог кто угодно. Насколько помнил комиссар, Канзас находится в центральной части страны, слева от Айовы или чуть ниже – но точно в центре. История мореплавания и средиземноморской торговли?
– Я заберу это с собой, – сказал он и спросил: – У вас есть адрес этого человека или его номер телефона тут, в Италии?
Дотторесса Фаббиани, задумчиво смотревшая на церковь, взглянула на него:
– Только тот, что указан в документах. Адрес и телефон мы требуем лишь от резидентов, – ответила она. – И что теперь будет?
Брунетти положил бумаги на место и закрыл папку.
– Как я и говорил, приедут криминалисты и снимут отпечатки пальцев с книг и стола, за которым он работал. Надеюсь, в нашей базе найдется что-нибудь на него.
– Вы говорите об этом как о чем-то вполне обыденном.
– Так и есть, – сказал Брунетти.
– Но у меня все это в голове не укладывается! Почему нам не сообщают о мошенниках такого рода? Не присылают их фотографии, чтобы мы могли обезопасить свои фонды? – спросила дотторесса с искренним недоумением, но без раздражения.
– Понятия не имею, – ответил комиссар. – Наверное, библиотеки, которые были ограблены, не хотят об этом сообщать.
– Но почему?
– У Мерулы есть спонсоры? Меценаты? Люди, которые делают благотворительные пожертвования?
Женщина сразу же поняла, к чему он клонит. И после паузы сказала:
– Да, у нас их три, один из которых – частное лицо, и больше всего помощи мы получаем именно от него. Остальные средства поступают из фондов.
– И как отреагирует это «частное лицо»?
– Если узнает о краже? – уточнила директриса. Она всплеснула руками и закрыла на мгновение глаза, потом глубоко вдохнула, словно набираясь сил, чтобы озвучить горькую правду: – Две книги принадлежали ее семье.
– Принадлежали?
Некоторое время она изучала паркетный пол под ногами, потом посмотрела на Брунетти и сказала:
– Библиотека получила эти книги в числе многих других, это было пожертвование. Сделанное более десяти лет назад…
– Скажите, как назывались эти книги!
Разумеется, директриса помнила их названия и хотела ответить на вопрос, но… Она открыла было рот, однако не произнесла ни слова. Женщина снова уставилась в пол, потом посмотрела на комиссара.
– Одну из них украли, из другой вырезали девять страниц, – наконец с усилием проговорила она. И прежде чем Брунетти успел спросить, откуда она знает, кто именно пожертвовал библиотеке эти книги, дотторесса Фаббиани уточнила: – Фамилия семьи-дарителя указана в библиографическом описании, в каталоге.
– И что это за фамилия? – поинтересовался Брунетти.
– Морозини-Альбани, – сказала она и тут же добавила: – Они подарили нам Рамузио.
Брунетти изо всех сил постарался не выказать изумления. Представитель этого семейства – и вдруг занимается благотворительностью? Любой венецианец, узнав об этом, удивился бы, а скорее всего, не поверил бы. И хотя старшая ветвь этой фамилии дала городу как минимум четырех дожей, из младшей, о которой шла речь, происходили лишь торговцы и банкиры. Пока одна часть семейства правила, другая приобретала, и это распределение, насколько помнил Брунетти, завершилось только в семнадцатом столетии, с концом правления последнего дожа Морозини.
С тех пор Альбани ушли с авансцены в тень, затворившись в своем палаццо (который, кстати говоря, они предпочли построить не на Гранд-канале, а в той части города, где земля стоила дешевле), и предались фамильной страсти – обогащению. Ныне здравствующая графиня, вдова с тремя вздорными пасынками и падчерицами, и теща самого Брунетти были подругами. Графиня Фальер и графиня Морозини-Альбани, в то время – всего лишь младшая дочь сицилийского князя, проигравшего в карты семейное состояние, за обучение которой платила незамужняя тетка, – учились вместе в частной монастырской школе. Гораздо позже подруга контессы Фальер вышла замуж за наследника капиталов Морозини-Альбани, получив таким образом титул рангом ниже того, что имела по праву рождения, и заботу о трех его отпрысках от первого брака. Брунетти несколько раз встречался и беседовал с ней за ужином в доме родителей Паолы. Он составил мнение о контессе как о женщине образованной, умной и весьма начитанной.
– И кто же из Морозини-Альбани передал вам книги?
– Контесса, – последовал ответ.
Как многие чужаки (а любой, кто не родился в Венеции, для местных жителей чужак), графиня Морозини-Альбани решила стать еще большей венецианкой, чем сами венецианцы. Ее покойный супруг состоял в Club dei Nobili[28], куда ходил курить сигары, читать Il Giornale[29] и ворчать по поводу того, что достойных людей в нынешние времена недостаточно уважают. Контесса, со своей стороны, вступила во множество комитетов по спасению того и этого, по защите такой-то достопримечательности и такого-то культурного объекта, неизменно посещала премьеры в театре La Fenice и постоянно писала гневные письма в Il Gazzettino. Чтобы это семейство пожертвовало хоть что-то, тем паче очень ценные книги? Брунетти не мог в это поверить, как ни старался. Морозини-Альбани были (по крайней мере, до этого момента он считал их таковыми) хранителями собственных богатств, но не благодетелями. А комиссар за свою жизнь видел очень мало примеров, когда человеческая натура изменялась.
«Но ведь контесса, в конце концов, сицилийка, – сказал он себе. – А они славятся расточительностью, в плохом и хорошем смысле этого слова». Дети графа от первого брака, по слухам, были никчемными и пустоголовыми; возможно, именно это подвигло графиню раздать свое имущество, прежде чем оно попало им в лапы. Контесса Фальер наверняка знает об этом больше…
– Вы можете предсказать, какой будет реакция графини?
Дотторесса Фаббиани скрестила руки на груди и оперлась спиной о подоконник, выпрямив ноги и прижав их друг к другу, – перед Брунетти снова была береговая птица.
– Думаю, это зависит от того, насколько нерадивыми мы будем выглядеть в этой ситуации.
– Мое предположение: Никерсон – профессионал, работает по заказу. – Комиссар сказал это, давая понять, что нерадивость вряд ли была ключевым фактором. – Коллекционер, которому нужна конкретная вещь, нанимает его, и похититель доставляет требуемое.
Директриса фыркнула:
– Спасибо, что не сказали «добывает».
– Ну, полагаю, это было бы слишком, – сказал Брунетти, – учитывая то, кем я работаю. – Он позволил себе улыбнуться. – Контесса дает библиотеке и деньги? – спросил он, не утруждая себя упоминанием имени графини.
– Сто тысяч евро в год.
Морозини-Альбани? Когда Брунетти оправился от изумления настолько, что снова смог говорить, он спросил:
– И насколько это важно для вас?
– Мы ежегодно получаем что-то из городской казны, и от региона, и от центральных властей, но этих денег хватает лишь на текущие расходы. А средства спонсоров идут на приобретение и реставрацию фолиантов.
– Вы сказали, что контесса передала библиотеке книги. Их было много?
Директриса отвернулась, словно ее задел этот вопрос, но не нашла ничего подходящего для разглядывания и снова посмотрела на Брунетти.