— Утро доброе, — отозвался другой голос откуда-то сбоку. Был он мягкий, пастельный. — И зачем столько официоза, уважаемый. Утро и впрямь чудесное.
— Превосходное утро, — проскрипел старческий голос. Старик лежал в стороне. Он уже не поднимался. Рядом с ним вскочили два мальчишки, загалдели весело:
— Что в нем такого? Утро как утро.
— Сколько их уже было, а сколько еще будет.
— Чему тут радоваться?
— Вам еще расти и расти, — отмахнулся старик. — А потом жить. Долго. У вас вся жизнь впереди, а я… Когда ты уже склоняешься к могиле, то начинаешь радоваться тому, чего не замечал раньше. Хотя не у всех так, некоторые начинают брюзжать и вспоминать, как было хорошо раньше и как все паршиво теперь. Вот чего я вам к старости не рекомендую, так это брюзжания.
* * *
Она стояла у окна, он тихо подошел сзади, обнял, поцеловал обнаженное плечо.
— С добрым утром, любимая.
— Здравствуй, котик, — весело откликнулась она. — Посмотри, какой рассвет. И дом а .
— Да, красиво.
— Слушай, а ты никогда не задумывался, что дома… они как мы. Смотри, вон та новостройка. Высокий, в строгом деловом костюме. Всегда такой солидный. А рядом многоэтажка в пастельных тонах. Мягкая, домашняя, ласковая. Может, это его жена?
— Тогда вон те два, — его палец ткнулся в два строящихся дома, что стояли рядом друг с другом. Над ними, словно кормилица, горбатился башенный кран. — Это их дети. А какую роль определим хрущевской пятиэтажке?
Она поглядела на разлегшуюся далеко внизу хрущевку, сердце сжалось:
— Это старик, добрый, жизнерадостный старик. У него все позади, а он радуется рассвету, как ребенок.
— С чего это ты взяла?
— Посмотри, как подмигивает окнами. Он хороший, жаль, что скоро умрет.
— Не грусти, на его месте родится новый, — утешил он. Рука потянулась вперед, через ее плечо. Он дернул в сторону занавеску, распахнул окно.
* * *
Дом приоткрыл один глаз, другой.
— С добрым утром! С добрым утром! — понеслось со всех сторон.
— С добрым утром! — отозвался проснувшийся. — И с хорошим днем.
Последнюю фразу он обратил к двоим, что вглядывались сейчас в мир одним из его глаз. Но те уже бросили фантазии и отправились завтракать. Потому вряд ли услышали.
Я — волшебник
Фонтан искр сорвался с его ладони, ударил в потолок, осыпал все вокруг. Он опустил усталые руки и окинул тяжелым взглядом границы круга. Круга света, в котором он теперь стоял. Слабовато получилось, он и сам прекрасно это понимал. В прошлый раз было лучше, а до того и вообще выходило идеально. А теперь… Стареем, стареем, пронеслось в голове, но с губ уже срывались новые заклинания.
И снова он вскинул руки над головой, обдавая все вокруг себя сверкающим фонтаном.
— Ты волшебник? — донесся откуда-то из темноты удивленный голос.
— Да, — он хотел бы сказать это резче, но голос сам по себе прозвучал мягко. — Да. Я — волшебник!
* * *
Дверь отворилась со второго раза. Женя вошел в пустую квартиру, щелкнул выключателем. Свет лился тусклый, из трех лампочек в люстре осталась одна, остальные перегорели. А менять лень. Незачем менять. Для кого? Маша ушла, вот уж никогда не думал, что она хлопнет дверью. Никогда не мог представить себе, что эта Маша, с которой прожили под одной крышей двенадцать лет, соберет вещи, заберет детей и уйдет неизвестно куда.
Женя вздохнул тяжело, но даже сочувствия теперь ожидать было не от кого. Не от стен же, в самом деле? Он тихо прошел на кухню, тихо открыл пустой холодильник, тихо достал ошметки колбасы и зачерствевшую горбушку. Тихо, непривычно тихо. Слышно, как тикают часы, вперед ушли на тридцать семь минут, значит, скоро встанут. Слышно, как монотонно капает вода, в ванной кран подтекает. Слышно, как жужжит сонная осенняя муха, толстая и медлительная.