Призыв к защите нового социалистического Отечества звучал не только в документах большевистской партии, но и в решениях местных советских органов. Так, в постановлении V съезда Советов Дальнего Востока (Хабаровск, 25–28 августа 1918 г.), проходившего в условиях начавшегося наступления объединенных войск американо-японских интервентов и белогвардейцев, подчеркивалось: «Мы будем бороться всеми силами, имеющимися в нашем распоряжении. Ни одной пяди своей социалистической родины не уступим без боя. Если же под напором огромных вражеских сил мы должны будем отойти от теперь занятых нами позиций, то сделаем это лишь в последнюю минуту с проклятием в устах и для того, чтобы, собравшись со свежими силами, вновь ринуться на обнаглевших врагов»[149].
Признание социальной борьбы русских трудовых масс как борьбы национально-освободительной, против агрессии западных буржуазных правительств и связанного с ними отечественного капитала – со всей определенностью было обозначено в заявлении наркоминдела Г. В. Чичерина, опубликованного на страницах газеты «Известия» в сентябре 1918 г. В «Ответной ноте Народного комиссара по иностранным делам», предъявленной представителям нейтральных держав, Чичерин подчеркивал: «Подавляющее большинство русского народа в лице Второго съезда рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов отдало власть в руки Рабоче-Крестьянского Правительства. Кучка капиталистов, желавших получить обратно в свои руки фабрики и банки, отнятые у них в пользу всего народа, кучка генералов, желающих снова палкой учить подчинению рабочих и крестьян, не признали этого решения русского народа. Они при помощи денег иностранного капитала мобилизуют контрреволюционные банды, при помощи которых обрезывают Россию от хлеба, дабы костлявая рука голода задушила русскую революцию… Они предали Россию на юге, севере и востоке чужестранным империалистическим государствам, призывая чужие штыки отовсюду, откуда только их могут получить… Эту контрреволюционную клику, пользующуюся поддержкой иностранного капитала и русской буржуазии, желающей набросить на шею русского народа петлю рабства и войны, русский трудовой народ беспощадно подавит»[150]. Задачи обороны республики от внешней агрессии и внутренней контрреволюции приобрели для советского руководства первостепенное значение. 29 июля 1918 г. объединенное заседание ВЦИК, Моссовета и представителей рабочих организаций объявило социалистическое Отечество в опасности и призвало трудящихся к его защите. Позднее, в начале сентября 1918 г. – в период, когда положение на фронтах стало наиболее критическим, – ВЦИК объявил Советскую республику единым военным лагерем. Постановление ВЦИК от 2 сентября гласило: «Все силы и средства Социалистической республики ставятся в распоряжение священного дела вооруженной борьбы против насильников»[151]. Обращает внимание использование здесь нехарактерной для коммунистов терминологии – борьба против классовых врагов впервые объявлялась «священной». Были приняты меры по организации централизованного руководства фронтами и военными учреждениями, б сентября 1918 г. был создан Революционный военный совет республики (РВСР) – орган, призванный осуществлять в условиях войны непосредственное руководство армией и флотом. Его председателем был назначен Л. Д. Троцкий. Постановлением ВЦИК от 30 ноября 1918 г. образовывается чрезвычайный орган Советского государства – Совет рабочей и крестьянской обороны. Его возглавил В. И. Ленин, в первоначальный состав Совета были включены И. В. Сталин, Л. Д. Троцкий, Л. Б. Красин и другие партийные и советские руководители. На протяжении 1918 г. шёл процесс формирования Рабоче-Крестьянской Красной Армии, организации ее военных и политических структур.
Придерживаясь принципиальной установки на неизбежность скорой европейской революции, которая произойдёт лишь в случае удержания коммунистами власти в России, В. И. Ленин и большевики рассматривали вопрос о защите Отечества также в общем контексте решения задач мировой революции. В своем докладе на объединённом заседании ВЦИК и Моссовета 14 мая 1918 г. глава советского правительства подчеркивал: «Мы оборонцы после 25 октября 1917 года, мы завоевали право на то, чтобы защищать отечество… Мы защищаем отечество от империалистов… Мы защищаем не великодержавность: от России ничего не осталось, кроме Великороссии, – не национальные интересы, мы утверждаем, что интересы социализма, интересы мирового социализма выше интересов национальных, выше интересов государства. Мы оборонцы социалистического отечества… Это маленький островок среди окружающей империалистический мир войны, но на этом островке мы показали и доказали все, что может сделать рабочий класс»[152]. Классовое отношение к идее патриотизма проявлялась и в более поздних высказываниях В. И. Ленина. Патриотизм в своем дореволюционном «исконном» значении рассматривался как идеология буржуазии, идеология, мешающая сплочению интернациональных масс, замыкающая себя в национально-государственных границах. В ноябре 1918 г. Ленин констатировал: «Наша революция боролась с патриотизмом. Нам пришлось в эпоху Брестского мира идти против патриотизма (имеется в виду признание большевиками тяжелых и унизительных для России условий Брестского мира с Германией – А. К.). Мы говорили: если ты социалист, такты должен все свои патриотические чувства принести в жертву во имя международной революции»[153]. Вместе с этим новая политическая обстановка, военное положение, в котором с весны 1918 г. оказалась Советская республика, объективно способствовали утверждению патриотической идеи как важного элемента пропаганды революционного оборончества.
Первые значительные победы Красной Армии над войсками белогвардейцев и чехословаков в Поволжье осенью 1918 г. укрепили позиции большевиков и способствовали переходу на их сторону значительной части среднего крестьянства. В ноябре 1918 г. В. И. Ленин отмечал: «Неизбежно наступил поворот в положении мелкобуржуазной демократии… Это поворот не случайный, не личный. Он касается миллионов и миллионов людей, которые поставлены в России в положение среднего крестьянства… Поворот касается всей мелкобуржуазной демократии. Она шла против нас с озлоблением, доходящим до бешенства, потому что мы должны были ломать все ее патриотические чувства. А история сделала так, что патриотизм теперь поворачивает в нашу сторону. Ведь ясно, что нельзя свергнуть большевиков иначе как иностранными штыками»[154].
В те же ноябрьские дни происходят революции в Германии и Австро-Венгрии. Эти события явились для большевиков не только подтверждением правоты их стратегии в отношении Брестского мира, но и укрепили уверенность в начале общеевропейской революции, в которой Советской России предстоит сыграть ведущую роль. 13 ноября 1918 г. ВЦИК аннулирует Брестский договор. Выступления В. И. Ленина того времени проникнуты идеями революционно-патриотического мессианства. Так, в своей речи на III съезде рабочей кооперации 9 декабря 1918 г. он подчеркивал: «Раньше западные народы рассматривали нас и все наше революционное движение, как курьез. Они говорили: пускай себе побалуется народ, а мы посмотрим, что из всего этого выйдет… Чудной русский народ!.. И вот этот «чудной русский народ» показал всему миру, что значит его «баловство»». В настоящий момент, когда подошло начало немецкой революции, один из иностранных консулов говорил Зиновьеву: «Да еще не известно, кто больше использовал Брестский мир, вы или мы». Это говорил он потому, что все говорят то же самое. Все увидали, что это только начало всемирной великой революции. И это начало великой революции положили мы, отсталый русский «чудной» народ… Нужно сказать, что история идет странными путями: на долю страны отсталой выпала честь идти во главе великого мирового движения. Это движение видит и понимает буржуазия всего мира»[155].