Лазарь Вульфович Берман всю свою сознательную жизнь пил «из сосцов» ЧК – ГПУ – НКВД. Стишки для него были лишь усладой амбиций и внешним антуражем его тайной черной работы, в которой он (как и В.И. Эрлих) находил свое истинное вдохновение. Наконец-то стало возможным представить его настоящий облик.
Справка из тайников Федеральной службы безопасности: «По материалам архивного уголовного дела за 1918 год проходит в качестве арестованного Берман Лазарь Васильевич. Освобожден из-под стражи по Постановлению Председателя ВЧК 29 ноября 1918 года за отсутствием достаточных оснований для предъявления обвинения в шпионаже».
Подумать только: сам всемогущий Дзержинский вмешивается в судьбу недавнего выпускника юридического факультета Петроградского университета! Не ошибемся, если скажем, – питавший слабость к прекрасному, председатель ВЧК освободил Бермана не за его «гигантские образа» и невинность по части российских военных и прочих секретов, а по склонности последнего заглядывать в замочные скважины. Не с той-то поры Зоря превратился в профессионального стукача?..
Вряд ли ошибемся, если предположим, что в 1921 году его «внедрили» секретарем Союза поэтов и он подслушивал и подглядывал за Блоком, Гумилевым и другими, выполняя роль провокатора.
Есениноведу Эдуарду Хлысталову удалось приоткрыть одну из темных завес в биографии Бермана. Приведем соответствующий абзац из его исследования: «Собирая материалы о „деле Таганцева, Гумилева и др.“, я обратил внимание, что в эмиграции русские поэты считали гибель Гумилева делом провокатора и даже называли имена подозреваемых в этой провокации. И. Одоевцева вспоминала, что после ареста Гумилева к ней прибежал молодой поэт, состоявший в антисоветской организации, и просил совета, как ему себя вести дальше: то ли скрываться, то ли сдаваться. Этот человек, по словам Одоевцевой, поддерживал связь Гумилева со всей организацией. Фамилию его за давностью лет она не помнила, но профессионально запомнила строчки его стихов. Эти строчки принадлежали Лазарю Берману». Надо же: главный экзекутор Яков Агранов, справедливо изумляется Э. Хлысталов, «расширил» круг антисоветчиков, соратников профессора Таганцева, до 200 человек (!), а с Бермана даже ни один волосок не упал.
Прошло четыре года со дня расстрела Николая Гумилева; успокоившийся провокатор продолжал свою «культурную политику» – на сей раз его «объектом» стал Есенин, правда, роль Лазаря Вульфовича была теперь второстепенная и сводилась главным образом к созданию (вместе с другими «очевидцами») легенды о проживании «конфидента» (так он однажды назвал поэта) в «Англетере». К тому времени сексот ГПУ проживал в квартире №18 по Саперному переулку, дом 14 – да как и с кем проживал! Об этом скажем подробнее.
В 1925 году Зоря, тогда официально сотрудник издательства «Прибой» и заведующий литературной частью «Красного галстука», занимал четыре комнаты общей площадью 76 квадратных метров (!); имел двадцатишестилетнюю прислугу Агафью Ивановну Михайлову (потому бесприютному времени – советский князь!). Правда, в той же квартире снимал комнатку студент Коммунистического университета им. Зиновьева двадцатитрехлетний Иван Игнатьевич Халтурин (псевдоним? Уж очень революционная фамилия), но, возможно, он не столько стеснял хозяина, сколько помогал ему… Неподалеку, в квартире №9, расположился сотрудник желтой «Красной газеты» Петр Ильич Коган-Сторицын (в апреле 1926 г., по данным домовой книги, ему было 49 лет), а поближе к Берману, в квартире №12, жил-поживал уполномоченный экономического отдела ГПУ Гавриил Михелев Губельбанк.