Релевантными признаками информационно-психологической войны являются:
– наличие конфликта интересов и возникающее на этой почве противоборство;
– информационное воздействие на сознание противника: народа, коллектива или отдельной личности;
– интенция подавления и/или подчинения: «Сегодня очевидно, что овладеть территорией врага легче всего таким путем: достаточно духовно обезоружить элиту, заставить ее отказаться от национальной системы ценностей в пользу политической идеологии противника, и элита превратится в «пятую колонну» в тылу собственного народа – начнет сокрушать национальные святыни, высмеивать национальных кумиров, восхищаясь всем иностранным и высокомерно третируя исконную отсталость. И народ будет духовно сломлен, морально подавлен и сокрушен, дезориентирован» [Мушта 2009: 40–41];
– использование знаков разных семиотических систем, прежде всего, естественного языка: «Информационная война – это прежде всего вербальная война <…>, война языковых знаков как война дискурсов» [Синельникова 2014: 96];
– наличие мер противодействия (противостояния, защиты).
Конфликт интересов и наличие противоборства сторон могут определяться также количественным критерием: «Анализ количественных данных позволяет легко отслеживать начало стратегических информационных операций. Главное, чтобы была правильно организована система слежения за информационной обстановкой», – говорит И. Николайчук, кандидат технических наук, сотрудник Центра оборонных исследований Российского института стратегических исследований. Далее он отмечает: «Журналисты любят кричать об информационной войне, зачастую принимая за неё чисто пиаровские вещи. Если появилось некоторое число критических публикаций, то это ещё не значит, что началась информационная война. Мы чаще оперируем понятием “стратегическая информационная операция”. Она может перерасти в информационную войну. Тогда происходит полная перестройка государственного механизма информационного противоборства.
Если число негативных публикаций за единицу времени превышает в пять раз число нейтральных, то мы начинаем рассматривать ситуацию как информационную войну. О позитивных вообще забудьте. Каждая позитивная публикация в зарубежной прессе в конечном итоге стоит больших денег. С чего это вдруг одна страна начнёт хвалить другую? Если же число негативных публикаций меньше пяти, но больше двух, констатируем обстановку информационной напряжённости по отношению к России. Государства, в которых на одну негативную публикацию приходится одна или больше нейтральных, мы относим к числу нейтральных» (Литературная газета. 2014. № 1).
В ИПВ используются: психологические операции против войска и населения противника в ходе войны или в угрожаемый период; психологические операции, воздействующие на процесс целеполагания и выработку решений политическим и военным руководством страны в мирное и военное время; информационное противоборство в сфере истории; психологические операции в сфере культуры, воздействующие на менталитет, культуру и ценностно-нормативную систему общества; подрывные психологические операции, воздействующие на социальные связи и политическое поведение [Смирнов 2013: 93–94].
ИПВ изучается в разных аспектах (приведем далее в качестве примера по два-три источника на каждый аспект):
– психологическом [Сенявская 1999; Психология господства и подчинения 1998; Зелинский 2008б], – историко-политическом [Эйдук 2008; Беляев 2014; Воронцова, Фролов 2006], – политологическом [Бедрицкий 2007; Лисичкин, Шелепин 2005; Филоненко 2006], – социологическом [Чистяков 2007; Швец 2005], – философском [Керсновский 2010; Расторгуев 2003; Снесарев 2003], – правовом [Лопатин 2000; Изолитов 2008] и некоторых других. Такая множественность подходов в исследованиях ИПВ, объясняющая существование ее различных дефиниций, должна быть дополнена лингвистическим аспектом.
1.2. Лингвистика ИПВ: обоснование и определение понятия
Хотя исследователи отмечают, что «информационная война – это прежде всего вербальная война» [Синельникова 2014: 96], в современном языкознании оказываются исследованными лишь некоторые речевые стратегии и языковые средства политической коммуникации, которые могут использоваться в ИПВ. Между тем комплексная разработка лингвистического аспекта ИПВ чрезвычайно важна для совершенствования государственной политики противодействия информационно-психологической агрессии против России.
Анализ публикаций в СМИ позволяет заключить, что русский язык в наше время является не только средством создания текстов антироссийской информационно-психологической войны, но и мишенью в этой войне. Специально конструируемые на нем тексты применяются агрессорами для провоцирования конфликтов на территории России, искажения ее истории, духовно-нравственных ценностей, влияя на общественное сознание. Используемые речевые технологии, приемы и средства негативного информационно-психологического воздействия и сопротивления ему должны стать объектом специального лингвистического исследования.
Полагаем, что можно говорить о лингвистике информационно-психологической войны как о таком направлении современного языкознания, объектом изучения которого является специфика использования языка как средства ведения информационно-психологических войн. Предметом лингвистики ИПВ являются речевые технологии (речевые стратегии, тактики, приемы и реализующие их языковые средства), мотивированные соответствующими целями ИПВ.
В основе методологии лингвистики ИПВ лежат концептуальные положения философии войны (в том числе философии информационной войны), психологии воздействия (включая теорию манипуляции общественным сознанием), теории коммуникации и таких лингвистических дисциплин, как прагмалингвистика, политическая лингвистика, нейролингвистика, этнолингвистика, медиалингвистика, гендерная лингвистика, когнитивная лингвистика, этнолингвистика, лингвокультурология, лингвоконфликтология. Лингвистика ИПВ использует совокупность традиционно сложившихся методик исследования речи и текста, включающую дискурс-анализ, контекстуальный анализ, интенциональный анализ, стилистический анализ, семантический анализ, дистрибутивный анализ, статистический анализ и некоторые другие методы.
Основной методологической проблемой для лингвистов, изучающих ИПВ, является создание системы критериев, позволяющих квалифицировать речевое произведение как информационно-психологическое оружие. Представляется, что анализ изолированного высказывания, фрагмента текста и даже целого текста часто не дает оснований для его квалификации как текста ИПВ. Например, чтобы приведенные ниже тексты, дающие негативную оценку тому или иному объекту, квалифицировать названным выше образом, необходимо их рассматривать в контексте дискурса автора или издания (а также других информационных каналов) в определенный период времени:
Холод измеряется в градусах, надежность строительства – доверием общества. Сегодня степень доверия такая: если наше правительство скажет, что весной на деревьях появятся зеленые листочки, – ему не поверят! И будут думать-гадать, какую еще каверзу оно замыслило! (Аргументы и факты. 2014. № 6); О. Митволь, безработный, экс-префект Северного округа Москвы: «Меня убрали непонятно за что. Я этим горжусь. Я горжусь тем, что за 6,5 лет моей госслужбы на меня нет компромата, никто ничего мне предъявить не может».
Нашли чем гордиться! В сложившейся системе отсутствие компромата на чиновника не достоинство, а недостаток. Хотите вернуться во власть – срочно что-нибудь соприте! (Аргументы и факты. 2010. № 43).
Для исследования языка ИПВ недостаточно системы понятий, ставших более или менее употребительными в речеведении: речевое воздействие, речевая стратегия, речевая тактика, речевой жанр, речевая агрессия, речевая манипуляция, языковая демагогия и др. В лингвистических работах, посвященных языку ИПВ, используются, например, такие терминопонятия, как информационно-психологическое противостояние; информационно-психологическое противоборство; информационно-психологическое воздействие; информационно-психологическое влияние; глобальные и локальные информационно-психологические войны; объект и субъект информационно-психологической войны; канал информационно-психологического обмена; информационно-психологические операции; информационное оружие; дискурсивное оружие; методы, приемы и инструментарий (языковые средства) информационно-психологического воздействия; актуализация стереотипов, символов; психологический контекст восприятия и некоторые другие [Плотникова 2009, Тагильцева 2010, 2012, 2013; Рыжкина 2013; Фарина 2010 и др.]. Таким образом, происходит формирование специальной терминологии, обслуживающей лингвистику ИПВ как особое направление научных исследований.