Императрица держала в руках экземпляры обеих грамот, готовых для печати. Она, в какой-то степени, удивилась тому факту, что ее ревностная работа, вместившаяся в несколько листков, забрала толико весьма напряженных лет. Однако, она давно поняла: кто привык к трудам, тому труд облегчен и, преодолевая каков ни на есть труд, человек чувствует удовольствие. По крайней мере, таковое удовольствие, после праведных упражнений, испытывает она, русская императрица. Екатерина перечитала грамоты, пожалуй, в сотый раз, внимательно вглядываясь в каждую строчку. Она не хотела что-либо выпустить из виду и, тем паче, что-то забыть. Но, кажется, все учтено, все записано. Даст Бог, сии две грамоты принесут империи токмо пользу. Она позвонила, явился новый статс-секретарь Александр Храповицкий, действительный статский советник, переведенный сюда из Сената, где он управлял экспедицией о государственных доходах и расходах.
– Отдайте в печать, Александр Васильевич, – приказала она, протянув ему бумаги. – И принесите мне «План о купечестве и мещанстве», я хочу просмотреть его еще раз.
Храповицкий, приняв с поклоном бумаги, быстрым шагам направился в свой кабинет, дабы скорей исполнить повеление императрицы. Получив нужный документ, Екатерина принялась за чтение, подготовленного Сенатом по ее указу, «Плана о выгодах и должностях купечества и мещанства». Сенаторы сумели дать более точное определение мещанству. Екатерина была согласна, что «мещанам принадлежат все художества и науки, мастерства и ремесла». За ними закреплено право мелкого торга в городах, содержания трактиров, погребов, цирюлен и прочих мелких заведений. Мещанам, совершенно справедливо, разрешалось быть приказчиками.
Екатерина осталась довольной работой, учиненной Сенатом и собой тоже, понеже, окроме прожектов, подготовленных комиссиями, она потрудилась использовать извлечения из остзейских, немецких и других иностранных городских статутов. В самом деле, почему бы не позаимствовать все лучшее, что имеют другие страны?
«Жалованную грамоту» городам, которая была для нее важнее, нежели «Дворянская грамота», Екатерина составила из четырнадцати глав, охватив практически все:
«А» – «Городовое положение»;
«Б» – «О городовых обывателях»;
«В» – «Наставление для сочинения и продолжения городской обывательской книги»,
«Г» – «Доказательства состояния городовых обывателей»;
«Д» – «О личных выгодах городовых обывателей, среднего рода людей, или мещан вообще»;
«Е» – «О гильдиях и о гильдейских выгодах вообще»;
«Ж» – «О первой гильдии»;
«3» – «О второй гильдии»;
«И» – «О третьей гильдии»; «Ремесленное положение»;
«К» – «О иногородних и иностранных гостях»;
«Л» – «О выгодах именитых граждан»;
«М» – «О посадских и их выгодах вообще»;
«Н» – «О городовых доходах»;
«О» – «О городской общей Думе и городской шестигласной Думе».
Сими грамотами Екатерина желала отрегулировать положение отдельных категорий городского населения и действие органов городского самоуправления. Жителей города, по ее указу, следовало называть обывателями или мещанами. Гражданство государыня определяла, как совокупность прав и обязанностей, связанных с отношением к налогам, занятиям, к примеру, торговлей, промыслом или чем иным. Сведения обо всех гражданах надлежало заносить в городскую обывательскую книгу. Городское общество государыня Екатерина Алексеевна разделила на шесть разрядов:
1) настоящие городовые обыватели, имеющие в городе недвижимость;
2) гильдейские граждане;
3) цеховые граждане;
4) именитые граждане – дважды с похвалой отслужившие на выборных должностях: ученые, имеющие академические и университетские аттестаты; дипломированные художники;
лица, объявившие капитал свыше пятьдесят тысяч рублей; банкиры с капиталом сто-двести тысяч рублей; оптовые торговцы;
собственники кораблей;
5) иногородние и иностранные гости;
6) посадские, стало быть – все остальные.
Самое главное, императрица изволила оной грамотой выделить два главных сословия – купечество и мещанство.
Государыня положила губернаторам созывать собрание раз в три года, в котором могли участвовать с правом голоса граждане с капиталом не менее пяти тысяч рублей. Помимо собрания, учреждалась такожде «Общая городская дума» и «Шестигласная дума». И, опричь того, государыня ввела магистрат, выбиравшийся из среды купцов и ремесленников. Собрание и Общая городская дума не зависели друг от друга. Городские доходы формировались из установленных государством отчислений от государственных налогов и из государственных пожалований. Одновременно, императрица изволила провести административную реформу, вследствие которой было образовано Кавказское наместничество, и первым его наместником стал родственник Светлейшего князя, Павел Сергеевич Потемкин.
Екатерина льстила себя надеждой, что укрепление шаг за шагом России на Северном Кавказе приведет к росту обоюдного взаимопонимания русских и местных народов.
Дабы вывести из меланхолии императрицу, хитроумный Светлейший князь Потемкин подобрал ей в фавориты Александра Ермолова, того самого мальца, коего восемь лет назад, Екатерина, посещая приволжские города, приметила в доме офицера Ермолова и забрала с собой, дабы поместить в Пажеский корпус. Теперь, по-прошествии восьми лет, сей тридцатиоднолетний Ермолов, является его адъютантом. Он превратился в рослого кареглазого блондина, с чуть приплюснутым, как у африканца, носом, за что Потемкин прозвал его «белокурым негром». Словом, красавец! К тому же, носит имя любезное сердцу императрицы – Александр. Авось, он ей понравится.
Дабы знакомство произошло естественным образом, князь Потемкин устроил в Аничковом дворце праздник – маскерад, во время коего он и рассчитывал представить ей своего адъютанта.
Маскерад сей совпал с первым выходом в свет дочери гофмаршала, действительного тайного советника, камергера, Федора Сергеевича Барятинского, шестнадцатилетней Екатерины. Она привлекла всеобщее внимание своей красотой и грацией. Сын Екатерины Романовны, первый красавец и весельчак, Павел Дашков, приглашал ее на каждый танец. Барятинская, одетая в белое платье, с Дашковым в белом домино, белых чулках, черных башмаках с блестящими пряжками, удивляли всех своими гибкими и ловкими фигурами в танцах.
Императрица смотрела на них и грусть все более охватывала ее: как счастливы все кругом, опричь нее. Нет с ней дорогого друга. Она одна. По сути дела: одна-одинешенька. Все ее доброе окружение, переписка с интересными людьми дают пищу ее уму, но не могут дать ей чувственной любви. Никто, пожалуй, окроме Потемкина, не понимает ее страданий. С трудом прервав свои размышления, она паки обратила аттенцию на веселящуюся молодежь.
Публике явно нравилась среди всех танцующих, еще одна пара – двадцатилетняя графиня Софья Дмитриевна Матюшкина, (дочь любимой с молодости фрейлины Анны Гагариной) и ее кавалер Григорий Иванович Чернышев (сын вице-президента Адмиралтейства). Обе пары танцевали так, что никто, в том числе и Екатерина, не могли отвести глаз, особливо, от красавиц – девиц. На оном маскераде, казалось, собрались все дети ее сподвижников, посадивших ее на трон. Среди них была, Татьяна Энгельгардт, Вера Апраксина, за коей, сказывают, ухаживает бывший фаворит государыни, Петр Завадовский. Здесь же была и юная Мария Нарышкина, младшая дочь Льва Нарышкина, в кою, ходили слухи, был влюблен Светлейший князь Потемкин. И на самом деле, сию минуту, в танце ее вел ни кто иной, как сам Светлейший князь. Но танец закончился и князь, проводив к месту графиню, поспешил к государыне. Екатерина была тронута аттенцией, исходящей со стороны Светлейшего князя. Она видела, как он тщился отвлечь ее от печальных мыслей. Все же, быв весьма признательной ему, она не смогла принять его приглашения ни на один из танцев, понеже была не в том настроении.
Однако, она не знала, что главной целью на оном маскераде для Светлейшего князя было – познакомить ее со своим адъютантом Александром Ермоловым. Улучшив минуту, он подошел с ним к ней и, представив его, напомнил, кто он есть. Глаза императрицы посветлели, и она, обрадовано, засыпала Ермолова вопросами об отце, службе и прочем. Светлейший князь незаметно отошел и наблюдал за их беседой со стороны. Через полчаса он уже понял, что его стройный адъютант оказался, как говорится, «в случае». И в самом деле, Ермолов пришелся по душе императрице: хорошо воспитанный, скромный, обходительный, заворожено смотрящий на нее, он чем-то напомнил ей Ланского. Может статься, адъютанту помогло его имя. Словом, Потемкин был доволен: праздник удался, его креатура благополучно прошла.